Весь немел от любви.
Витька не внял внимания.
Заразился рыбной ловлей.
Первая езда на тракторе, как первая любовь, навсегда запала ему в душу.
Процитированные примеры не являются какими-то частными огрехами, устранимыми в процессе редактирования, – они органически присущи авторской манере.
Все сказанное выше наглядно подтверждается и при анализе повести «Тайна затонувшей субмарины». По замыслу это приключенческая повесть, адресованная в первую очередь молодому читателю. Поскольку в произведениях такого жанра важную роль играет сюжет, обратимся прежде всего к событийной основе повести. Если выстроить действие в естественной последовательности, получится следующее.
В последние месяцы Великой Отечественной войны у побережья нынешней Калининградской области затонула гитлеровская подводная лодка. На ее борту находилась карта-схема подземных хранилищ, где были спрятаны фрагменты знаменитой Янтарной комнаты. Легенда о затонувшей субмарине жива в памяти местных жителей, и разыскать ее пытается группа юных водолазов из кружка, руководимого опытным подводником Матвеем Гамаюновым. В то же время за хранящимися на подводной лодке документами охотится агент ЦРУ с тройной фамилией: Флейшман-Браун-Куропаткин. Какое из этих имен подлинное, читателю узнать не доведется, последнее же – псевдоним, под которым он ведет шпионскую деятельность на советской территории. Ему в помощь туда же засылают еще двух агентов для захвата документов с затонувшего корабля. В поединке чекистов с диверсантами наши, разумеется, выходят победителями. Агенты схвачены. Документы попадают по назначению. Юные водолазы удостаиваются высоких правительственных наград.
Уже из этого беглого пересказа видно, что сюжет строится на увлекательной интриге, позволяющей создать динамичное повествование. Удается ли это автору?
Нет сомнения, что в построении занимательного сюжета автору не обойтись без фантазии, вымысла, известной доли условности. Однако условность эта не должна выходить за определенные рамки, противоречить историческим фактам, жизненной достоверности, логике и здравому смыслу. Другими словами, знакомясь с вымышленными автором событиями, читатель ни на минуту не должен усомниться в том, что они могли произойти в действительности. И если с этих позиций вникнуть в содержание повести, обнаружится немало деталей, в правдоподобие которых поверить трудно. Недостаточно мотивированы некоторые узловые моменты в развитии сюжета.
Для читателя остается загадкой, каким образом вражеской разведке становится известно о поисках, предпринятых юными водолазами. Во многом условна обстановка, в которой развивается действие. Она характеризуется пространственно-временной неопределенностью. Время действия не обозначено ни датами, ни реалиями. И опять, как и в случае с повестью «Судьба водовоза», приходится говорить о нарушениях элементарной логики и здравого смысла. Так, агент ЦРУ Фельдман (он же Смит и Федоров) размышляет о путях бегства из советской страны и приходит к такому решению: «А что если стремительно рвануть наоборот – в глубь страны? И уже где-то там у черта на куличках перейти границу? Этим маневром он крепко обескуражит чекистов…» Думаю, что Фельдман-Смит-Федоров обескуражит не только чекистов, но и читателя, которому трудновато будет представить, что можно пересечь границу, направившись «в глубь страны».
При чтении повести бросается в глаза и режет слух неестественность прямой речи персонажей. Такое впечатление складывается, в частности, потому, что автор не указывает, на каком языке говорят герои. Иногда, впрочем, он вспоминает об иноземном происхождении диверсантов. Видимо, поэтому в их речь вкрапливаются иноязычные слова, что приводит к появлению образцов макаронического стиля:
«– Мерси… – язвительно вздохнул Браун. – Завтра в шесть. О-кей…»
Любопытно, что подобным стилем изъясняются и наши соотечественники: «Хэлло, бабуся!», «Адью, фройляйн! Привет драной кошке».
Майкл отзывается о девушке, не пришедшей к нему на свидание:
«– Здоровую подложила свинью, свинья! Хорошо, что пост-фактум…»
Такая повышенная экспрессивность повествования сочетается с красивостями и штампами, с выражениями стилистически небезупречными, смысл которых маловразумителен. Приведем лишь некоторые примеры.
Всевозможные шевелюры от абсолютной лысины до пышной копны волос.
Полковник Рюмин был ветераном милиции Приморска. Еще в войну лежал здесь в госпитале – да так и остался».
Кто бросил этот раскаленный уголь на его сердце (говорится о непогашенном окурке. – А. А.)?