К себе в редакцию Неустоев привел Андрея в обеденный перерыв, когда другие сотрудники отсутствовали, усадил напротив себя за стол, похлопал отечными, покрасневшим от напряжения глазами и, шумно дыша, объявил:
– Андрей Леонидович, хочу поговорить с вами о моральном климате в коллективе вашей редакции. Партбюро считает, что обстановка там у вас нездоровая, дисциплина хромает. Камила Павловна жалуется, что вы ее травите…
– Чего-чего делаю?.. – переспросил Андрей.
– Травите, – растерянно повторил сбитый с мысли Неустоев, – ну, грубите, спорите с ней, не выполняете ее указаний.
– А-а-а… – как бы с облегчением протянул Андрей, – вон вы о чем, а я уж подумал: каким таким ядом – мышьяком или цианистым калием? Вы ее больше слушайте! Брехня это во всех смыслах, Тихон Тихоныч!
– Вот я и раньше замечал, – с раздражением заметил Неустоев, – какие вы допускаете резкие непродуманные высказывания. На собраниях, на Днях качества. Умней всех себя считаете, что ли? Так тут есть люди не глупее вас.
«Явно на себя намекает», – догадался Андрей, снисходительно улыбнулся и ответил:
– Ну, знаете, Тихон Тихоныч, чтобы заметить нелепости и несуразицы нашей издательской жизни, семи пядей во лбу не требуется. Это по плечу любому здравомыслящему человеку, и вам в том числе.
– Что вы имеете в виду? – не понял Неустоев.
– Да то же, что и вы, наверно. Взять хотя бы эту травлю, о которой вы только что упомянули. Как вы ее себе представляете? Лошакова – загнанная лань, а Амарин – кровожадный злодей с обрезом? Да Камила Павловна сама кого хошь с потрохами съест и не поморщится. Вы ж ее, поди, лучше меня знаете.
– Да, конечно, – поспешил согласиться Неустоев. – У Камилы Павловны характер не мед, но раз уж она заведующая редакцией, то с вашей стороны неэтично…
– А кормить своих родственников из издательского корыта – это этично?
– Как кормить?.. – выпучил глаза Неустоев.
– Авторством, составительством. У самой Лошаковой «Мать ваша земля» составлена – пятнадцать листов. Папаши ее монография – десять. Раиса какая-то Бельишкина, не знаю, кто это такая…
– Сестра Лошаковой, – машинально вставил Неустоев.
– Ну вот, вам она, оказывается, известна, – еще двенадцать листов. А вы мне тут про этику рассказываете…
– Откуда у вас такие сведения?.. – озадаченно наморщил лоб Неустоев.
– Сведения общедоступные. Возьмите журнал учета авторских договоров – и сами убедитесь…
Неустоев устало призадумался. Андрей же, воспользовавшись паузой, перешел в наступление:
– Еще вы про дисциплину тут мне напоминали. Так Лошакова ж первая ее и нарушает. Вы ведь читали мою докладную насчет Казорезова. Демонстративное невыполнение директив вышестоящего органа…
– Да с этим мы уже все решили, – как от чего-то малосущественного, отмахнулся рукой Неустоев. – Рукопись вернули Казорезову на доработку… («Как, опять? – мысленно ахнул Андрей. – Да сколько ж можно-то?!») После этого пошлем на повторное рецензирование в Главк… У нас с вами сейчас о другом должна голова болеть… – Неустоев зажмурился и принялся яростно тереть виски, очевидно, чтобы предотвратить гипотетическую головную боль. – Тут в издательство комиссию посылают из апкома по указанию Комитета, а вы нам плюс к тому отношения со всей писательской организацией испортили, Никифора Даниловича в тяжелое положение поставили, народ баламутите…
– Да бросьте вы, Тихон Тихоныч! – возмутился Андрей. – Что за бредни! Какой народ? Что за тяжелое положение. Я-то тут при чем?