– Узнать ваше мнение.
– Нормальное редзаключение. Толковое. С конкретными предложениями автору по доработке.
– Да какое ж нормальное! – встряла Лошакова. – Ведь там же молодой редактор от уважаемого писателя, члена Союза с двадцатилетним стажем, камня на камне не оставил… («Что за нелепый образ! – кисло скривился Андрей. – Кныш у нее из камней сложен, получается…») Он же ему как мальчишке указания дает!..
Директор жестом остановил ее стоны.
– Я считаю, что редзаключение Андрея Леонидовича написано в недопустимом, оскорбительном для автора тоне. Фрол Фролыч наш давний автор. Он просит, чтобы его книгу передали для редактирования вам, Неонилла Александровна.
Андрей с любопытством наблюдал за Трифотиной. Она посерьезнела, призадумалась, даже покраснела. Казалось, некие противоречивые чувства не позволяют ей сразу подыскать нужный ответ. Краснота еще резче выступила на ее лице и шее – и вдруг Неонилла Александровна звонко, без обычного чмоканья, заявила:
– Знаете, Никифор Данилович, это мы, старые рабочие лошади, привыкли идти на поводу у наших авторов. Такие уж они у нас талантливые, такие неприкасаемые, а тут пришел новый человек, со свежим взглядом. Может, ему виднее, как правильно, чем нам? Может, это нам у молодого поколения стоит кое-чему поучиться?..
Вот уж точно – такого заявления Андрей от Трифотиной не ждал. А остальные – тем паче. Неужто она и впрямь на его стороне?..
Повторилась, в редуцированном варианте, недавняя немая сцена. Наконец ошарашенный директор, будто не веря услышанному, переспросил:
– Так вы что, Неонилла Александровна, отказываетесь?
– Да, Никифор Данилович, – так же звонко подтвердила Трифотина. – Не дело это – потакать авторам и от редактора к редактору перефутболивать рукописи. Так нам и вовсе на голову сядут. Редзаключение Андрея Леонидовича самое что ни на есть рабочее. Фрол Фролыч – опытный прозаик, все редакторские пожелания без особой натуги выполнит, если, конечно, лениться не будет, – игриво улыбнулась она повернувшему к ней голову Кнышу.
– Неонилла Александровна! – чуть не взмолился тот. – Мы же с вами столько книжек вместе сделали. Никогда никаких проблем не возникало…
– И с Андреем Леонидовичем сделаете, – заверила его Трифотина – и подвинула редзаключение ему под локоть. Кныш обреченно вздохнул и упрятал документ в свой портфель.
Возникла новая пауза. Седые вихры директора двумя антеннами растопырились в стороны от лысины, обозначая полную растерянность руководителя, но, похоже, никаких направляющих сигналов свыше не принимали.
Кныш поднялся.
– Ладно, пойду я, Никифор Данилович, – сказал он довольно миролюбиво. – Дома на досуге покумекаю. А вы тут тоже подумайте без меня.
– Да, мы подумаем и решим, Фрол Фролыч, – оживился и дир, будто слова Кныша навели его на здравую мысль. Он пригнул к лысине свои антенны, как если бы они уже сработали на прием и больше не требовались. – И вы тоже идите работайте, махнул он в сторону двери, обращаясь к обеим дамам.
Когда все вышли, дир жадно схватил новую сигарету, зажег ее, закусил фильтр (как удила – подумал Андрей) и неприязненно бросил:
– Так, Андрей Леонидович. Я убедился, что мы с вами не сработаемся. Пишите заявление по собственному желанию.
Хотя Андрей и не ожидал такого поворота темы, он ответил, не задумываясь ни на секунду:
– Да нет у меня пока такого желания! Когда появится – тогда напишу непременно. А пока… Вам нужно – вы и увольняйте. Если найдете к тому законные основания.
И, нарушая субординацию, без начальственного разрешения, Андрей встал и бодрым шагом направился к двери. Прикрывая ее за собой, заметил, что сегодня дир шурует ногой под столом с особой яростью.
В коридоре Андрея поджидала Сырнева.
– Андрей Леонидович, неужели вас в самом деле увольняют? – с ужасом спросила она.
– Увольняют? Кто вам такое сказал?
– Да все говорят!
– Ну и ладно. На всякий роток не накинешь платок. Вы мне лучше про другое скажите: что это за привычка у директора – ногой под столом тереть?
– Ой, сколько я здесь работаю, все уборщицы на него жалуются: харкает на пол, а потом размазывает…
На следующее утро в редакцию явился нарядный, спокойный, даже какой-то благостный Кныш. Поздоровался, как ни в чем не бывало подошел к Андрееву столу и сказал:
– Давайте мою рукопись, Андрей Леонидович. Я тут помозговал над вашими предложениями – теперь и сам вижу, что книжка только выиграет. Все по делу сказано.
«Если у человека есть хоть проблеск таланта – с ним всегда можно общий язык найти», – растроганно подумал Андрей.