– Да вы не поняли, – зашевелился вдруг Цветиков. – Это не для алкоголиков общество, а совсем наоборот – для тех, кто сознательно принимает трезвый образ жизни.
Андрея будто чертик подтолкнул:
– Егор Иванович, вот вы мне скажите, как специалист: американский президент пьет или нет?
– При чем тут американский президент?
– Да при том, что надо бы предварительно выяснить. Вдруг он окажется трезвенником! Тогда получится, что мы со своим обществом пропагандируем чуждые нам буржуазные ценности.
Цветиков раскрыл было рот, но не нашелся что сказать. За него ответила Монахова:
– Что за неуместные шутки, Андрей Леонидович! – торжественно-зловещим тоном воскликнула она. – Вы член партии – и позволяете себе высмеивать партийные директивы!?.
– Покажите мне такую директиву, где сказано, что все поголовно обязаны вступать в это ваше общество!
– Да это само собой понятно.
– Ну если вам понятно, то вы и вступайте, а я пока воздержусь, – отрезал Андрей и, единственный из присутствующих на собрании, вернул бланк заявления пустым.
Знал бы он, к чему приведет эта глупая история!
11
На следующий день – как раз накануне назначенного Мухоловкиным общего собрания по разбору жалобы Сырневой в Комитет – Неустоев с утра известил Андрея, что его вчерашняя выходка будет обсуждаться партийным бюро.
Вот так номер! Из пустого анекдота решили сделать предлог для расправы над ним?!. Он прикинул свои шансы выкрутиться: кто там, в этом бюро, кроме Неустоева? Монахова, Викентьева, директор, Цветиков… Цибуля?.. Или главный редактор в партбюро не входит? Черт его знает! Кстати, Цибуля-то в обществе трезвенников – это еще абсурднее анекдот! Как же он-то, бедняга, проживет на сухом пайке?..
Что ж, при таком составе судей разве что Тих-Тих может за Андрея заступиться. Да и то вряд ли: чего доброго самого обвинят в нарушении партийных установок. Значит, машиной голосования судьба Андрея предрешена. Что конкретно они могут ему сделать? Как минимум объявят какой-нибудь выговорешник, а это уже первая ступень на пути к вожделенному увольнению, которого так настойчиво добиваются ребята с Пушкинского во главе с Бледенкой и Индюковым.
Андрея охватило возбуждение… нет, не лихорадочное, а то, что подстегивает игрока в напряженной шахматной партии. Материальный перевес на стороне соперника, вражеские фигуры нагнетают давление на короля. Нужна какая-то неожиданная комбинация, которая внесет разброд в ряды противника, собьет с толку, поставит в тупик…
Ну, положим, какую бы чушь они ни несли на этом внеплановом партбюро, он найдется что им ответить, но как извернуться в почти проигранной позиции?..
Да очень просто! Навязать им контригру, заставить беспокоиться о собственной шкуре!..
Обычно Андрей перед любой аудиторией выступал в жанре импровизации, без всяких заранее заготовленных бумажек, но тут – особый случай. Чтобы волнение ему не помешало, чтобы ничьи реплики не сбили с мысли – нужна домашняя заготовка, не зря ж он писатель! Придется использовать прием стилизации да подобрать доступные их пониманию термины и словесные блоки.
Он достал блокнот – и перо понеслось по бумаге…
12
В директорский кабинет Андрей вошел уверенной и непринужденной походкой. Поздоровался, бегло огляделся – и увидел стул в дальнем от начальственного стола углу кабинета. Приготовленная для него скамья подсудимых? Пусть будет так. Он небрежно опустился на стул, откинулся на спинку, закинул ногу за ногу – и ощупал заветный блокнот.
Председательствовала почему-то Монахова, а Неустоев сидел сбоку с отрешенным по обыкновению видом.
– Андрей Леонидович, – глухо начала Зоя Ивановна, – мы пригласили вас на партбюро, чтобы выслушать объяснение вашего вчерашнего безобразного поступка на профсоюзном собрании. Вы в присутствии беспартийных членов нашего коллектива допустили высказывания, направленные против линии партии. Чем вы можете объяснить свой антипартийный поступок?
Ага! Теперь, стало быть, слово за ним. Тем лучше!
Андрей встал, глубоко вздохнул, открыл блокнот и – громко, четко, выразительно – начал читать:
– Как информировал меня секретарь нашей партийной организации, а теперь любезно подтвердила многоуважаемая Зоя Ивановна… – полупоклон в сторону Монаховой (относящейся к ней вставки в заготовке, разумеется, не имелось), – я вызван на заседание партийного бюро для того, чтобы дать объяснение сказанному мною на вчерашнем собрании.