Возможно, постороннего человека, не знакомого с порядками, царящими в нашем издательстве, сам факт такого вызова привел бы в недоумение. Почему следует объяснять элементарные вещи: член коллектива имеет свое мнение, которое он и высказывает в соответствии с правом, предоставленным ему советской конституцией? Потому, что это мнение не совпадает с мнением директора и некоторых членов партийного бюро? Но и устав нашей партии дает право и вменяет в обязанность коммунисту открыто высказывать свое мнение, отстаивать его, а также открыто критиковать любого члена партии, независимо от занимаемого им поста.
Итак, повторяю, постороннего человека подобная постановка вопроса могла бы удивить. Но то – постороннего. Меня же это не удивляет. Не удивляет оттого, что те лица в издательстве, которые мое пребывание в коллективе по многим причинам считают для себя неугодным, попытались найти повод, чтобы обвинить меня в несуществующих грехах и сделать первый шаг по устранению меня из коллектива. Подыскивается предлог для того, чтобы расправиться с коммунистом, который осмеливается открыто критиковать порядки, существующие в коллективе, неблаговидную деятельность некоторых членов партийной организации, а также высказывает несогласие со стилем и методами работы партийного бюро, противоречащими современным требованиям и установкам Центрального Комитета партии, его Политбюро и Генерального секретаря.
К сожалению, мне, по не зависящим от меня обстоятельствам, не удалось присутствовать на отчетно-выборном партийном собрании, где я собирался выступить и показать неудовлетворительность работы нашей партийной организации. Как раз в тот период я был в трудовом отпуске. И, к еще большему сожалению, за истекшее с той поры время мне ни разу не удалось выступить и на последующих собраниях, поскольку ни на одном из них не рассматривались вопросы внутрииздательской жизни, а они давно назрели.
Это ли не показатель прямого невыполнения требований ЦК о направленности партийных собраний на первоочередное рассмотрение вопросов повседневной производственной деятельности? Не выполняет наша парторганизация и установок Комитета на повсеместное развитие критики и самокритики, на внедрение гласности. Мы регулярно читаем и слышим по радио и телевидению сообщения «В Политбюро ЦК КПСС», и в то же время рядовые коммунисты издательства понаслышке узнают о том, что происходит в нашем партийном бюро.
Так, когда я предложил на партийном собрании, прежде чем утверждать план работы на год, дать возможность каждому коммунисту внимательно изучить его, чтобы внести в него свои предложения, членом партбюро Монаховой в ответ было заявлено, что этого делать не нужно, что достаточно того, что план обсудила комиссия во главе с нею.
Когда на партбюро разбирался вопрос о моральном климате в редакции художественной литературы, от обсуждения были отстранены члены этой редакции, в том числе и член партии. Причем о ходе этого обсуждения я был проинформирован спустя длительное время. В результате на заседании партбюро в мое отсутствие были допущены и занесены в протокол клеветнические измышления в мой адрес, в частности со стороны заместителя секретаря парторганизации Викентьевой.
Таким образом, сегодняшний вызов меня на бюро я расцениваю как попытку расправы за критику с неугодным некоторым лицам сотрудникам.
На этом заготовленный Андреем текст заканчивался. Он, напряженно дыша, оглядел своих судей. Никто из членов партбюро высказаться не решался. Все сидели молча, с опущенными головами. Лишь понурый Цветиков исподлобья посмотрел в сторону Андрея и, встретившись с ним взглядом, испуганно отвернулся. Тут Андрея, как вчера на собрании, словно кто-то за веревочку дернул:
– А товарищу Цветикову приношу свои извинения. – Тот вскинул голову. – Не обижайтесь, Егор Иванович, это я просто пошутил вчера, вижу теперь, что не очень удачно.
Старик прямо-таки растаял от этих слов и взглянул на Андрея чуть ли не с благодарностью.
– Ладно, Андрей Леонидович, – взял вожжи в руки Неустоев. – Вы пока идите, а мы тут посоветуемся и сообщим вам о своем решении.
Андрей равнодушно пожал плечами и, прогулочной походкой, направился к выходу. Разумеется, он не стал подслушивать под дверью, а вышел покурить на лестничную площадку. Когда сигарета догорела, синклит еще заседал. Поскольку рабочее время истекло, Андрей собрал свой портфель и отправился домой.
Наутро выяснилось, что никакого решения партбюро так и не приняло.
– Зоя Ивановна консультировалась в апкоме, и там ей сказали, что вступление в общество трезвости дело сугубо добровольное, – оповестил Андрея Неустоев. – Так что мы ограничились прошедшим обсуждением.