Сдкрживаясь, чтобы в который раз витиевато не выругаться, судьба упорно сводила меня с молодым проводником, я, плюнув на запрет по применению магического целительства, в первую очередь взялась за сканирование. Меня снова посетило ощущение дежавю. Подобными ранами я уже когда-то занималась, только тогда все было намного сложнее. Ощущение что и этого проводника порвал хищный зверь, не проходило, особенно при внешнем осмотре. Раны, царапины, словно по телу прошлись когти и зубы разъяренного зверя. Только Гидеон остался в одежде, в то время как та раненая прибыла ко мне полностью обнаженной. Я помнила об оговорке Гидеона, о том, что он никогда не перекидывался, но характер ран говорил об обратном. Такое ощущение, что нанесены раны молодому парню не в ипостаси человека. Они казались несколько смещенными относительно человеческого тела.
К моему величайшему удивлению и крайнему облегчению, внутренних повреждений у Гидеона оказалось немного, парочка сломанных ребер, гематома в правом боку, немного поврежденная правая почка. Основные повреждения пришлись именно снаружи, на торс и спину. У парня оказалась сломана правая рука, рваная рана на бедре, три глубоких пореза по корпусу и множество рваных неглубоких ран на спине, точно его рвали когтями, а еще следы зубов я обнаружила на шее, рядом с яремной веной.
Не став использовать прямое наложение рук, зачем тревожить попусту хозяев, явно, не сталкивавшихся ранее, с проявлениями настоящей лечебной магии, я занялась лечением, посредством непрямого вмешательства в ауру больного. Так действовать намного сложнее, так как подпиткой фона, дабы усилить регенерацию, я практически не занималась, хотя на практике когда-то приходилось делать нечто подобное. Лечением я занималась непосредственно во время обтирания тела. Смывая кровь, струпья, грязь, я осторожно касалась пальцами ран, заращивая их. Ни хозяин, ни хозяйка близко не подходили, а потому не могли видеть реальное количество ран на теле раненого, что только облегчало мне задачу. Я со спокойной совестью, убрала самые глубокие, попутно почистив почку и восстановив ее функциональность, подправила ребра. Сломанную руку убрала в лубок, хорошенько ту, забинтовав, а вот бедро пришлось зашивать вручную. К счастью проводник находился в таком глубоком обмороке, что не пришлось даже воздействовать на его ауру, дабы снять болевые симптомы.
Даже после этих магических усилий, я чувствовала себя как выжатый лимон. Резервы уже не те. Пришлось зашить и рану в боку, наложив на свежий шов, тут же приготовленную антисептическую и заживляющую мазь. Некоторое время мне пришлось поломать голову, что делать с зубами на шее. Потом плюнув, думаю, оборотень и сам разберется с укусом, просто хорошенько промыла и залепила повязкой. Ссадину на лбу тоже пришлось стянуть скобами, а потом зашить. А еще меня беспокоило общее переохлаждение организма. И только заканчивая шить, до меня дошло то, что мой пациент весь горит. Недоуменно приложив ладонь ко лбу, я, озабоченно нахмурившись, считала про себя градусы. Когда под моей ладонью градусы дошли до отметки в тридцать девять, пришлось срочно применять повторную диагностику. Ко всем ранам, грозящим и так воспалиться, прибавилось воспаление легких. А сил на качественное лечение уже не было.
Чертыхнувшись с досады, я снова кинулась к сумке в поисках нужного зелья. К счастью израсходовать полностью я его не успела, так что, приказав встрепенувшимся хозяевам, парня укрыть, как следует, бросилась варить необходимое зелье. Трогать и перетаскивать проводника я запретила еще сутки. Провозилась я с ним до поздней ночи, оставив хозяев без столового стола, за которым они обычно собирались на трапезу. Правда, озадаченные моим неприступным сосредоточенным видом они и сами нашли выход из создавшегося положения, перебравшись с едой на второй этаж.
Бороться за жизнь мне пришлось долго и упорно. Гидеон не приходил в себя, зато стал метаться в горячке. Пришлось с помощью мужской помощи, обездвижить пациента, дабы тот не нанес вред только что зашитым ранам. Затих проводник только глубокой ночью. Поставив стул рядышком со столом, я положила голову на сложенные на краю столешницы руки, с интересом присматриваясь к заострившимся чертам молодого лица. Сейчас мужчина больше всего напоминал мне хищника, только донельзя изможденного и уставшего. Щеки запали, скулы заострились, и верхняя губа не скрывала выдающихся белых клыков. Белесые ресницы трепетали, а глаза под кожей век то и дело двигались, не находя покоя. Парень в очередной раз дернулся, выгнулся дугой, судорожно вздохнул и обмяк под моей напрягшейся рукой, которую я положила ему на грудь, с силой прижимая и удерживая от резких движений.