- Прискорбная задержка! - с жаром вставил собеседник.
- Так уж и прискорбная. Я же понимаю: служба.
- Да, - загрустил голос в трубке, - служба...
И опасна, и трудна, как говорится. Так я приеду?
- Разумеется. Сейчас я приведу себя в порядок и через полчаса буду готова вас принять.
- В порядок? Зачем же приводить в порядок такую красоту?
Инга Тимофеевна не удержалась и мелко захихикала в трубку, польщенная комплиментом. Ее собеседник тоже испустил негромкий, очень корректный и сдержанный смешок, совершенно не обидный, а, напротив, располагающий.
- До встречи, милейшая Инга Тимофеевна, - проворковал он и повесил трубку.
Закончив разговор, Инга Тимофеевна решительно выбралась из-под одеяла, оделась, привела в порядок волосы, умылась, и только после этого, тщательно прополоскав, вставила на место зубы. Затем она убрала в шкаф постельное белье, поправила на тахте сбившееся за ночь покрывало и пошла ставить чайник. В глубине души она лелеяла надежду, что гость, которого она ждала, догадается прихватить с собой что-нибудь вкусненькое: годы, проведенные за столом секретаря, настолько приучили ее к подобным подношениям, что она до сих пор считала их в порядке вещей и могла обидеться, например, на почтальона, который принес ей пенсию и не догадался купить хотя бы маленькую шоколадку.
Звонок в дверь раздался ровно через полчаса. Полная радужных предчувствий Инга Тимофеевна поспешила в прихожую и распахнула дверь.
На пороге стоял мужчина лет сорока, при взгляде на которого Инга Тимофеевна впервые за многие годы по-настоящему пожалела о своем возрасте. В этого элегантного красавца было легко влюбиться с первого взгляда, и его избранница наверняка никогда не пожалела бы о сделанном выборе.
- Еще раз здравствуйте и извините, - бархатным голосом проворковал гость и с поклоном протянул Инге Тимофеевне роскошную коробку шоколадных конфет. - Примите это в знак глубочайшего уважения и благодарности.
- Ах, что вы, стоило ли так тратиться? - жеманно прошамкала Инга Тимофеевна, вцепляясь в коробку обеими руками и пятясь, чтобы впустить гостя в узкую прихожую. Здесь в ее душу закралась тень подозрения: а не куплена ли эта баснословно дорогая коробка на причитающиеся ей денежки?
Гость, похоже, уловил ее сомнения и поспешил их развеять.
- Прежде всего - дело, - солидно сказал он и извлек из внутреннего кармана своего просторного плаща хрустящий конверт. - Извольте пересчитать.
- К чему такая спешка? - притворно изумилась Инга Тимофеевна, беря коробку под мышку и выхватывая у него конверт. - И не буду я ничего пересчитывать, мы же с вами интеллигентные люди...
- Мы с вами - да, - согласился незнакомец, - а вот наш кассир.., ну, не то чтобы совсем нет, но как-то не очень. Вы меня понимаете? Компрене ву, так сказать? А я, грешным делом, так торопился, что даже не заглянул в конверт. Так что вы пересчитайте, пересчитайте. Денежки счет любят.
- Да вы проходите в дом, - пригласила Инга Тимофеевна, окончательно растаяв и делая приглашающий жест в сторону комнаты. - Чайку попьем, я только что заварила. С конфетами.
Она немедленно пожалела о последней фразе, поскольку у гостя мог оказаться отменный аппетит. Впрочем, гость, кажется, угадывал ее мысли еще раньше, чем она успевала подумать, и был очень воспитанным человеком.
- От чая не откажусь, - не чинясь, признался он, - а вот что касается конфет - увольте великодушно.
С детства смотреть не могу на шоколад. Папа у меня был.., скажем так, довольно высокопоставленный мужчина, в еде недостатка не знали.., ну, и вот, однажды няня не уследила, а я в одиночку сжевал целую коробку "Пиковой дамы". Помните, были такие конфеты? - Очень хорошие конфеты, - высказала авторитетное суждение Инга Тимофеевна, семеня вслед за гостем в гостиную. То, что она через минуту будет распивать чаек с сыном высокопоставленного чиновника полузабытых брежневских времен, льстило ее самолюбию.
Кроме того, ее очень радовало то обстоятельство, что в ближайшее время никто не собирался покушаться на содержимое драгоценной коробки с яркой картинкой на крышке.
- Конфеты хорошие, - согласился гость, осторожно опускаясь на указанный Ингой Тимофеевной стул, с виду находившийся при последнем издыхании. Стул сделал некое волнообразное движение, и гостю пришлось поспешно ухватиться за край стола, чтобы не рухнуть на пол вместе с норовистым предметом обстановки. - Только съел я их тогда просто неимоверное количество. Взрослому, наверное, и то сделалось бы не по себе. Ну, а обо мне и говорить нечего. Отравился, можно сказать. Да еще отец, когда с работы вернулся и про мои художества услышал, взял ремень, ну, и.., того. Я теперь из сладкого только варенье могу есть, и то понемножку.
- Зато зубы у вас - просто загляденье, - сделала комплимент Инга Тимофеевна, расставляя на столе чайные принадлежности. Она была уверена, что зубы у гостя, как и у нее, все до единого искусственные - настоящие такими ровными и белыми просто не бывают.
В этом она ошибалась, как, впрочем, и во многом другом. - Так может, вареньица? У меня вишневое.
- Страсть как люблю вишневое варенье! - как-то совсем по-простому ответил гость и для наглядности вооружился ложкой, зажав черенок в кулаке, как двухлетний ребенок. Инга Тимофеевна опять хихикнула, едва не потеряв вставную челюсть, и резво прошаркала на кухню, вернувшись оттуда с начатой банкой засахарившегося варенья. Сражаясь с тугой крышкой, она не заметила легкой гримасы отвращения, промелькнувшей на улыбчивом лице гостя подобно облачку в ясный летний день. Розетку для варенья она так и не подала.
Гость после секундного колебания полез в банку ложкой и тут же замер, бросив неуверенный взгляд на Ингу Тимофеевну. Старуха энергично кивнула, давая понять, что он действует именно так, как нужно, и манерно откусила кусочек конфеты. Конфета была просто чудесной, и Инга Тимофеевна как-то незаметно съела ее целиком, не успев даже пригубить чай. Она бросила смущенный взгляд на гостя, но тот, прикрыв глаза, смаковал вишневое варенье - во всяком случае, так казалось со стороны. На самом деле он боролся с легким приступом тошноты, поскольку в банке обнаружился захлебнувшийся сладким сиропом таракан, навеки вплавившийся в толщу кристаллизовавшегося сахара, как муха в янтарь.
Старуха воровато вытащила из коробки еще одну конфету и теперь без лишних церемоний затолкала ее за щеку, как делающий запасы хомяк. У конфеты был незнакомый, но очень пикантный привкус. На этот раз Инга Тимофеевна запила конфету глотком жидкого, едва закрашенного заваркой кипятка, который у нее именовался чаем, и опять полезла в коробку.
После третьей конфеты она решила, что пора остановиться хотя бы ради приличия: гость мог подумать, что она месяц не ела не только конфет, но и ничего вообще. Приняв такое в высшей степени разумное решение, Инга Тимофеевна вздохнула и взяла еще одну конфету.
За чаем они болтали о пустяках. Инга Тимофеевна узнала, между прочим, что ее гостя зовут Карлом Андроновичем. Сочетание было довольно странное, но высокопоставленный родитель Карла Андроновича, как видно, просто не принял этого во внимание, называя сына в честь основоположника марксизма. Карл Андронович признался, что на самом деле он не просто Карл Андронович, а майор контрразведки, и тут же, жутко перепугавшись, взял с Инги Тимофеевны торжественную клятву никому не рассказывать об их знакомстве. Инга Тимофеевна клятву дала, представляя в то же время, как разинут рты эти старые ощипанные курицы на скамейке, когда она как бы между прочим поднесет им эту историю. Правда, говорить о том, что послужило причиной их с Карлом Андроновичем знакомства, пожалуй, не стоило: ядовитая старуха Глебовишна, полжизни отсидевшая по пятьдесят восьмой статье, запросто могла обозвать ее сексоткой или еще как-нибудь похлеще - всевозможных слов и выражений Глебовишна знала прорву, и вдобавок ко всему при ходьбе опиралась на трость, больше похожую на суковатое полено. Она была припадочная и запросто могла бы проломить Инге Тимофеевне голову своей дубиной, если бы узнала, что та помогла чекистам упечь в тюрягу соседа.