Он толкнул собаку сапогом и небрежно бросил:
— Барьер!
И опять собака легко прыгнула через двухметровый барьер и медленно вернулась на место.
— Послушная! — восхитился я. — Вернулась и сразу села!
— У нее сзади есть местечко, называется «круп». Будете хорошо нажимать на круп — всегда увидите послушание, — снисходительно разъяснил Геворк. — У них же разума нет, а только одни рефлексы, как доказывается наукой.
Он снова движением руки послал собаку взять барьер. Затем кинул на пригорок палку, утолщенную с обоих концов, и громко скомандовал:
— Маузер, апорт!
Собака устремилась за палкой. Она бежала быстро, хорошей машистой рысью, но делала это, как, впрочем, и все другое, без огонька. Послушно, но без внутреннего желания, без интереса. Геворк выбросил правую руку вперед выше уровня плеча, и, повинуясь этому жесту, собака уселась на пригорке, шагах в тридцати от нас, все еще держа в зубах палку.
— Маузер, брось!
Собака разжала зубы, палка покатилась с пригорка вниз.
— Великолепно! — сказал я, и на этот раз совершенно искренне.
Геворк мимолетно взглянул на меня и снова повернулся к собаке.
— Маузер! — грозно позвал он и указал пальцем на меня. — Фас!
Команда «фас» означает «возьми». На эту команду служебная собака должна реагировать без промедления. Черное чудовище с устрашающим рычанием понеслось прямо на меня.
— Что вы делаете! — закричал я, отступая к барьеру.
Андрей нахмурился и со словами:
— Геворк, оставь это дело, — шагнул ко мне и стал рядом.
Геворк усмехнулся.
Черная собака приближалась огромными прыжками. Ударит с ходу передними лапами в грудь — любого собьет с ног.
— Только не беги, — прошептал Андрей, удерживая меня на месте своей крепкой рукой.
— Маузер, сидеть! — приказал Геворк.
И в ту же минуту собака остановилась, притормозив задними лапами. Она почти что ткнулась мордой мне в грудь и сразу отвернулась. Я не увидел в ее глазах ни злости, ни ненависти. Она выполняла приказ — и только! Приказ изменился, и весь ее интерес ко мне тотчас пропал. Медлительный зевок раздвинул огромные челюсти, а затем они со стуком сомкнулись, хлопнув, как крышка вместительного чемодана.
— А вы все же испугались, — насмешливо сказал Геворк. — Неужели я такой уж глупый, что стану на людей натравливать! Это было испытание дисциплины для Маузера.
Я все еще не мог прийти в себя и пробормотал что-то невразумительное: дисциплину, мол, испытывайте как-нибудь иначе… Геворк не дослушал меня:
— Маузер, место!
Черная собака неторопливо пошла в свой вольер, угрюмо улеглась на подстилку из соломы.
Теперь Андрей выпустил на выгул Карая. Пес давно уже учуял присутствие своего хозяина, возбужденно лаял и нетерпеливо бил рыжей лапой по проволоке. Когда Андрей стал отворять дверцу, пес протиснулся в узкое отверстие, обдирая бока.
— Подожди, открою, — ворчал Андрей.
Но Карай, заложив уши на затылок, уже носился около вольера взад и вперед, посматривая на хозяина озорным золотистым глазом. Вдруг он прыгнул — прямо-таки взвился в воздухе — и лизнул Андрея от подбородка к носу, оставив на лице мокрый след.
— Заиграл, заиграл, дурень, — счастливым голосом проговорил Андрей, утираясь рукавом белой рубахи.
Геворк сказал осуждающе:
— Вот тут бы и стегануть его как следует!
Между тем Карай подхватил молодое деревце с ветками и листьями, видимо недавно срубленное, и потащил его в зубах. Он то подкидывал деревце кверху, то волочил по земле.
— Молод еще! — Андрей явно любовался им.
— Молод-то он, конечно, молод, — возразил Геворк, — но, во всяком случае, глуп… Барьер! — крикнул он.
Служебная собака не имеет права выполнять распоряжения посторонних. Карай бросил деревце и насторожился.
— Реагирует, — пренебрежительно сказал Геворк. — Маузер, тот никакого бы внимания не обратил.
Андрей чуть слышно, почти шепотом, приказал:
— Карай, барьер!
И, хотя мы стояли тесной группой, пес тотчас различил голос хозяина и помчался со всех ног к барьерному щиту. Он легко оттолкнулся от земли задними лапами, взлетел на воздух, мигом очутился по другую сторону щита и весело подбежал к Андрею, всем своим видом как бы говоря: «Ну, что еще надо сделать? Я готов!»
Андрей повел его обратно к вольеру, повторяя:
— Место! Место!
Пес шел нехотя и скулил.
Геворк стоял, широко расставив ноги, и смотрел им вслед.
— Слаба, слабовата дисциплина!
— Может, вы и правы, — заметил я, — но все же, какой чудесный пес, согласитесь!
— А чем именно чудесный?
— Ну, красавец, умница, преданный!
— Красота в нашем деле роли не играет; преданность — это ерунда; нужно послушание, а не преданность; а насчет ума — так это даже смешно слышать от культурного человека.
Андрей вернулся к нам очень возбужденный и вместе с тем какой-то сияющий.
— На капитана Миансарова наскочил, — зашептал он. — Иду и, как на грех, разговариваю с Караем, а капитан навстречу. «Очеловечиваете собачку, лейтенант Витюгин!» И начал, как по книге: «Разговор с собакой затрудняет, чтоб вы знали, выработку условных рефлексов. Звуки команды у вас смешиваются с лишними словами. А лишние слова, к вашему сведению, вызывают ориентировочную реакцию, собака как бы спрашивает: „Что такое?“ — и тормозит выполнение приказа. Ясно вам? Чтоб этого больше не было!» Я проглотил замечание и молчу. Он осмотрел Карая. «Добрый пес, — говорит. — Ты не переживай, Витюгин, что на испытаниях он взял второе место. Дай срок, этот пес самого Маузера обставит!»
— Интересно! — Геворк блеснул своими лакированными глазами. — А мне говорит: «Твой Маузер не только в нашем питомнике, он и в Москве всегда будет первым».
— Ну и что? — Андрей взял Геворка за руку. — Маузер замечательный в работе, что и говорить! Но и то, что капитан Миансаров высоко оценил Карая, — это тоже чего-нибудь стоит. У нашего капитана ласкового слова, как у зимы солнышка, не скоро допросишься.
— Ладно, — сказал Геворк, — пусть так и будет. Капитан хитрый, знает, кому что говорить… — Он повел на меня глазами-пуговками. — Ты объяснил уже товарищу про наши планы?
— Нет. — Андрей вдруг взял меня за плечо. — Слушай, Костя, помоги нам по дружбе, помоги проконтролировать Карая! Геворк побудет в твоей квартире, потопчет там, потом вы вместе выйдете, и ты посмотришь, как Геворк проложит след, затем вернешься к себе. Ты не будешь знать, где Геворк спрячется. Ближе к вечеру я приду к тебе с Караем. Из твоей квартиры мы пойдем на поиск Геворка — ну, будто он преступник, который обобрал твою квартиру. И ты будешь мне говорить, какие ошибки и в каком месте делает мой Карай. Согласись, друг! — попросил он горячо.
Я согласился.
Геворк пробыл у меня недолго, выпил пива и после этого стал называть меня на «ты».
— Вот видишь, — сказал он, — как это плохо, когда человек чересчур предан своему делу. Воскресенье, все люди отдыхают, а у бедного Геворка опять одна думка: дело поднять, свой богатый опыт другим передать…
И он стал мне рассказывать, какой у него большой опыт. Его приглашает иногда для консультации сам полковник. В министерстве очень видные люди уважительно называют его: «Товарищ офицер, Геворк Айрапетович!» Он дважды повторил, что является прямым начальником Андрея и мог бы более строго к нему относиться. Ну, да уж ладно!
— А что, разве Андрей плохой работник? — спросил я.
— Работник хороший, но только фантазии много.
Перед уходом Геворк деятельно потоптал мой ковер.
— Для Маузера, — объяснил он, — достаточно было бы просто войти и тут же выйти, а для Карая надо посильнее след оставить…
Он потрогал еще мое одеяло, какие-то вещи на этажерке, и мы вышли на улицу. Как заранее было условлено, он зашагал по одной стороне, а я — по другой, стараясь запомнить все до мельчайших подробностей: по какому краю тротуара Геворк идет, где останавливается. Вот он прислонился к стене дома и зашаркал ногой по асфальту, оставляя метку. Какая-то женщина испуганно бросилась в сторону, приняв его за пьяного.