С квартирой Вано и Алёны все вышло так, как предрекали мудрые дамы, и даже больше того, дядя Роман как в воду глядел, центром квартиры молодоженов оказалась с любовью обустроенная детская. Через положенное время в детской засопела крошка Натэлла. Уже наученные опытом, Проводники даже не пытались заключать пари насчет того, какая вторая сущность будет у девчушки, когда она повзрослеет. Пока это было совершенно непредсказуемо, ясно было лишь, что Сила у нее будет. Сейчас черноглазой Натэлле исполнилось полтора года.
Улыбаясь безмятежным воспоминаниям, Ольга вновь отвернулась от товарищей и посмотрела в центральный зал Северного узла Лабиринта.
Входившие в зал люди оглядывались, рассматривали стены и находили на них некие указатели, которых Ольга не видела. Не повиноваться этим указателям люди просто не могли, особенно после путешествия по коридорам Лабиринта сюда, к выходу из Северного узла. У них было достаточно времени для того чтобы осознать, куда им следует свернуть в конце пути. К этому моменту глаза людей тускнели от усталости и даже одежда выглядела серой и блеклой; никаких ярких красок, как будто их щедро припорошило дорожной пылью.
Большой чертог высотой в несколько этажей, как ни странно, походил на зал ожидания небольшого вокзала в провинциальном городе СССР, причем выстроенного в шестидесятые-семидесятые годы двадцатого века, без всяких архитектурных изысков. Гладкие темно-серые стены, чёрные плиты пола, высокие прямоугольные окна в торцовых стенах зала, а потолок и вовсе терялся в темноте. Непонятно откуда лился приглушенный холодный свет.
Непроглядная ночь царила за тремя окнами слева от Ольги. Под ними широкие двери в центре стены были на скорую руку, неумело заложены почти не обработанными камнями. За окнами в правой стене занималась заря, лучи еще невидимого солнца робко пронизывали серые сумерки. Потемневшие от времени резные деревянные двери под центральным рассветным окном время от времени сами по себе наполовину раскрывались для очередной группы людей, свернувших к этому выходу. Что находится за этими дверями, Ольге никогда различить не удавалось, но там было светлее, чем в зале, и лица выходящих были умиротворенными, им ничто не внушало беспокойства. Многие улыбались так, как будто приезжали домой из долгой утомительной командировки.
Большая часть вошедших в зал направлялась не на светлую сторону, а к лестнице, спускавшейся вниз вдоль длинной стены зала, слева от Ольги. Со своего места она могла видеть черный проем в стене ярусом ниже, куда вливалась бесконечная вереница людей с опущенными головами и уставшими, равнодушными лицами, порой печальными или озлобленными. Но никто не возмущался — все медленно спускались вниз, один за другим исчезая во тьме.
Одной из первых аксиом, которые усваивали молодые Стражи-Проводники была «Лабиринт — место, которое меняется». В библиотеке Цитадели, в трех шкафах размещались исследования, авторы которых, разумеется, тоже Проводники, старательно выводили закономерности изменения внешнего вида залов и коридоров Лабиринта, соотнося их с переменами во внешнем мире. Авторы увлеченно вычерчивали сложные графики и высчитывали время от появления новшеств у людей до изменений Лабиринта. Точные цифры Белка уже забыла, твердо помня главный принцип: Лабиринт считывает информацию из сознания входящих в него и применяет эти сведения как ему заблагорассудится, придавая любую форму своим помещениям и созданиям — тварям.
Ольга знала, что очень давно узловые залы Лабиринта выглядели иначе: вначале мрачные пещеры со сталагмитами и сталактитами, потом не менее мрачные многоколонные египетские залы, полутемные античные и романские базилики, «готические» и «ампирные» залы. Неизменным оставалось лишь одно — кладка заложенных дверей на Тёмную сторону — неумелая, некрасивая, но надежно защищающая всех гостей Лабиринта.
В «готических» залах Лабиринта, впервые в истории этого места, появились окна. Стрельчатые, как и полагалось, но без витражей. Какие ожесточенные споры на тему «что бы это значило» разгорелись тогда среди Стражей! Многие полагали, что это дурной знак и боялись, что в будущем окна с Тёмной стороны, возможно, придется запечатывать таким же образом, как и двери. Два библиотечных шкафа занимали труды посвященные окнам Лабиринта: от рукописей, переплетенных в кожу, до вполне современных изданий, вышедших из собственной крохотной типографии Проводников в Цитадели.
Запечатывание больших дверей на Тёмную сторону в четырех узловых залах Лабиринта, на севере, юге, востоке и западе, было страшным ритуалом, вошедшим в легенды Проводников. В то давнее время человеческие жертвоприношения были делом обыденным и двести Стражей добровольно расстались с жизнью, чтобы своей кровью скрепить завал из камней, закрывших легкодоступные входы в Лабиринт совсем уж жутким чудовищам с Тёмной стороны.
В темные окна пока никто не ломился и со временем споры поутихли. Молодые Проводники, бывало, подходили к запечатанным входам поближе, рассматривали кладку, но прикасаться к ней не решался никто. Ольга и сама не рискнула это сделать, только слушала шумы за закрытыми дверями: шорохи, скрип, скрежет клешней или гигантских когтей, лязг зубов, шелест крыльев, тяжкую поступь очень большого существа, отголоски далекого рычания и рева. А однажды она услышала звуки хохота, напоминающего человеческий, но такого жуткого, что ее потом прошибло от страха. С тех пор Ольга к дверям на Тёмную сторону старалась не приближаться.
Среди легенд Проводников была одна, довольно зловещая, о пророчестве, предрекавшем что однажды чудовища Тёмной стороны прогрызут завалы и хлынут в Лабиринт. Тогда, чтобы запечатать двери вновь, потребуется самопожертвование втрое большего числа Стражей. При мысли о том, что когда-нибудь у дверей на Тёмную сторону должны будут добровольно умереть шестьсот Проводников, пробирал холод и волосы на затылке шевелились.
Ходили слухи о том, что в тайнике архива Цитадели хранится большая картина, написанная очевидцем Запечатывания, когда на Земле расцвела живопись, спустя несколько тысяч лет после ритуала. Картина настолько чудовищна, что увидевшие ее теряют сознание или даже умирают от разрыва сердца на месте. Неизвестный автор картины, опять же по слухам, использовал для ее написания кроме красок собственную кровь, которая насквозь пропитала холст и, до сих пор не свернувшись, сочилась на пол.
Не одна компания дерзких молодых Проводников замышляла тайно пробраться в архив, чтобы отыскать тайник с пресловутой картиной и самим убедиться, настолько ли она ужасна. Но всех смельчаков ловили и препровождали для наказания к членам Совета. После этого охотники за приключениями навсегда зарекались соваться в архив без разрешения, а набравшись опыта, сами начинали высмеивать «эти детские страшилки».
Тем не менее, вот уже несколько столетий среди каждого нового поколения Проводников считалось обязательным соблюсти традицию, попытаться тайно залезть в архив, дескать, «если не залез или даже не попытался, значит не Страж». Ольга тоже лазила и при воспоминании о выговоре, полученном тогда от членов Совета: домины Аврелии Терции, леди Эдиты и монны Клариче Орсини у нее до сих пор от стыда уши краснели.
В Большом зале Цитадели висела другая, одобренная большинством голосов членов Совета, огромная картина Джакомо Зубра, изображавшая ритуал Запечатывания и подвиг Двухсот. Ольге она нравилась; легендарные герои-мученики на ней напоминали прекрасных ангелов Гюстава Доре. Горгий Махайрод почему-то терпеть не мог эту, признаваемую большинством шедевром, картину. Поэтому на собраниях в Большом зале он всегда старался сесть спиной к ней.
Три года назад Горгий опоздал на собрание, что бывало очень редко, и был вынужден сесть на свободное место лицом к презираемому им полотну. К концу часа, проведенного на этом злосчастном месте, от командирского взгляда, казалось, могло скиснуть молоко во всей округе. После собрания, в ожидании общего обеда, Проводники разбрелись тогда по Цитадели. В этот час Ольга проходила по пустынному коридору неподалеку от курительной комнаты, услышала знакомые голоса и остановилась неподалеку, в нише. Дверь в курительную была полуоткрыта, видеть ее не могли. Хоть Ольге и было стыдно подслушивать, но она ничего не могла с собой поделать, ей по прежнему жутко интересно было всё, связанное с Горгием.