Бедный, несчастный пастушок. Злые языки, правда, поговаривали, что это бог превратился в пастушка и погубил королеву, позавидовав тому, как она хорошо правит.
Мудрецов и министров сослали на рудники и там, махая кирками, мудрецы трясли мудрыми головами и перешептывались с министрами:
- Вот ведь из-за любви все как пошло, но ведь это бог сказал, что любовь лучше всего, а кто поспорит с богом ?
4-5.05.97 ASK
Так будет лучше.
Достав сигару из нагрудного отделения скафандра, он кинул её между стальных протезов резцов. Вынув оттуда же спичку, он загерметизировал отделение и чиркнул спичкой о приклад десантного разрядника, бывшего в два раза больше обычного пехотного. Вместе со сладковатым дымом сигары втянулись запахи войны: вонь горящей резины, аппетитный подгорелого мяса и полузабытый аромат порохового дыма - на этой планете или не знали, или не хотели использовать лучевое оружие и поэтому были завоёваны.
Он глянул на обломанные свечки небоскрёбов, вырисовывающиеся на фоне зарева пожаров, и с горькой усмешкой вспомнил слова Президента: "Любая планета, не обладающая ни космическим флотом, ни системой лазерной ПВО, заслуживает того, чтобы её завоевали."
Вообще-то думать, а тем более горько усмехаться было запрещено Уставом, но в этот раз ему достался объект охраны, располагающий к размышлениям на старые космодромы по Уставу полагался только один десантник класса А. А восемь лет службы научили его, как и когда можно отклонятся от Устава. Десантная мудрость гласила, что винтик огромной военной машины, слишком плотно пригнанный к остальным деталькам, стирался очень быстро.
Поэтому он, присев у остатков ангара и наслаждаясь сигарой, размышлял об этой и других планетах, завоёванных им для правительства, которому были нужны ресурсы, и сырьевые, и людские.
Он думал не о цивилизациях, которые уничтожал разрядником, давно ставшим для него привычнее рук. Он думал о женьщинах этих цивилизаций.
Ни месяц муштры на Главной Базе, ни год тренировок на шестой имитационной, ни семь лет постоянных боевых действий не смогли выбить затаившуюся где-то глубоко в его разуме идиотскую программу действий по отношению к любой женщине, которая казалась ему красивой. Отношение скакало, как гиперпространственный грузовик, который не может остановиться посреди полёта. Он то хотел убивать, насиловать, разрывать их на части и жрать ещё дергающееся от боли мясо, то готов был преклоняться перед ними, как перед божествами и хранить от всех бесчисленных опасностей жёстокой вселенной. И если первое выплёскивалось из него, когда он шел в первой волне захвата, то второе, кое-как питаясь грязными помоями публичных домов, уже долгое время томилось в одиночном заключении без надежды на освобождение. И он всё чаще вспоминал ту рукопашную с карланскими женскими батальонами. Иногда - как светлый момент, но обычно - с тяжёлым солёным осадком в душе. Скинуть бы тогда доспехи и просто сесть и поговорить с одной из тех, кого он переломал пополам годами отработанными ударами...
- Сержант Хокс!
Неожиданность окрика запустила автоматическую программу реагирования на всё неожиданное: закрыть шлем наглухо, разрядник с предохранителя, перекатиться, отыскать цель, навестись на неё и, при возможности, идентифицировать до открытия огня.
Выполнение программы заняло не более секунды, после чего он перехватил контроль над телом, и вместо лазерного луча в темноту улетел окрик:
- Стой! Пароль?!
Вопрос был излишен. Бирки двух солдат его взвода, комбата и двух особо ценных военнопленных ярко светились на термографе. Он спросил для показа, что бдительно охраняет пост. Мысленно он послал всех пятерых, испортивших дежурство, очень далеко.
- Триста семнадцать! - прозвенел голосок комбата, которому, по слухам, было двадцать три, и который обожал все эти "армейские игры".
- Отзыв?!
- Двести тринадцать!
- Он поднялся с колена и отсалютовал комбату разрядником. Комбат взмахом руки оставил четырёх у стены и подошел ближе.
- Сержант Хокс, доложите обстановку! - выпалил комбат чуть ли не радостно."
Разорался, сопляк. - думал он, отдавая рапорт - счас тебе врежут-то из темноты крупнокалиберными термическими."
Автоматы в темноте не застрочили, а комбат, понизив голос, почти заговорчески пропищал:
- Хокс, я знаю твой послужной список, и знаю, что тебе можно доверять.
Качнув головой, что означало подмигивание, он прежним командным голосом продолжал:
- Сержант Хокс, слушай приказ! Под твоё наблюдение поручаются двое военнопленных - старик и девушка. Девушке любой ценой не дать сбежать. Старика не уничтожать не при каких обстоятельствах. Вопросы есть?
- Так точно, сэр. - он стоял, положив разрядник на предплечье именно в той удальской манере, которая так нравилась комбату, и комбат удостоил его короткого:
- Ну?
- Через сколько времени они будут переправлены дальше?
Вопрос комбату не понравился, и он, попытавшись придать голосу грубый тон, спросил:
- Причина вопроса?
- Степень экономии энергозаряда разрядника в случае нападения.
- Настоящий солдат! - воскликнул комбат, вмиг подобрев. Отметив, что этот случай надо запомнить для пересказа в офицерском клубе, комбат ответил:
- Через полчаса стандартного времени здесь должен приземлиться боевой бот, который заберёт их. Я надеюсь, что такой солдат, как ты, сможет в течении получаса удерживать целую армию этих вшивых автоматчиков.
- Так точно! - гаркнул он и подумал, что за полчаса "вшивыми автоматами" с разрывными пулям можно разобрать доспехи, разрядник и его на запчасти.
Комбат развернулся, и махнул рукой телохранителям и они прошли в средний танк, стоявший в сотне шагов от космодрома. Танк неслышно поднялся и улетел, оставив ему взамен испорченного отдыха двух пленных.
Осмотрев космодром через термограф, он откинул забрало и глянул на пленных, застывших там, где их остановили стволы.
- Сесть. - тихо, но зло сказал он. Любые мягкости в обращении с военнопленными запрещались Уставом. Они опустились на бетон. Он вспомнил, что бетон сырой и холодный, и пинком отправил к ним остатки ящика, валявшегося в куче хлама под стеной ангара. Ящик легонько стукнул старика по руке, и старик приподнял взгляд от земли. В его глазах, тускло блеснувших в зареве горящего города, плескалась ненависть, еле скрытая маской угрюмости. Он ответил кривой усмешкой.
- Спасибо. - запоздало произнесла девушка. Усмешка несколько секунд цеплялась за его лицо, а потом медленно сползла. Голос проник в него гораздо глубже взгляда старика. Это был не писклявый визг какой-нибудь вертихвостки и не тягучее прорезиненное мычание какой-нибудь старой суки. Это был настоящий голос - низкий, грудной и звучный, как грохот взлетающего линкора.
Выйдя из оцепенения, он неожиданно для себя ответил:
- Не за что.
Несколько минут молчания тянулись долго. Пока они ползли, он пытался придумать, что ещё можно сказать, чтобы ещё раз услышать этот голос.
- Вы кто? - выдавил он из себя, садясь у стены в нескольких шагах от них.
- А тебе-то что?! - яростно прохрипел старик - Все равно... - старик зашёлся тяжёлым глухим кашлем, и девушка захлопала по его спине.
- Мой дедушка - наш ведущий физик-волновик. - произнесла она гордо-наставительно, когда старик прекратил кашлять и принялся тяжело дышать.
Он кивнул, и ему внезапно захотелось, чтобы был день, и он мог рассмотреть их. Желание было очень сильным, и он, достал сигару, чиркнул спичкой и стал медленно её раскуривать. Когда сигара раскурилась, он успел увидеть немногое, но и этого хватило, чтобы представить, что её ждёт дальше. Несколько офицерских кроватей и банк органов. Правда перед этим её будут использовать как средство давления на старика, но конец будет тот же.