— Не могу знать.
Щетинин нахмурился и исподлобья посмотрел на лакея: лакей, заложив одну руку за спину, а в другой держа сапоги, стоял у притолоки и исподлобья смотрел на барина.
— Что это у вас за привычка, — раздражительно начал Щетинин: — «Не могу знать», да «никак нет»? Черт знает, точно рекруты какие-то.
Лакей переступил с ноги на ногу и продолжал молча смотреть на барина.
— Просишь, кажется, ведь, — нет!
Молчание.
— Последний раз прошу: не говори так, сделай милость!
— Слушаю-с.
Щетинин махнул рукой.
— Ступай! ступай уж, — говорил он умоляющим голосом.
Лакей ушел…
Щетинин поправил газету, хлопнул по ней ладонью и принялся было читать; но сейчас же забарабанил пальцами по столу и загляделся на подсвечник. Тихо стало; слышно, как на дворе лошадей отпрягают… вдруг где-то, в дальних комнатах, что-то стукнуло, и зашуршало женское платье… Щетинин вздрогнул, поднял голову и начал прислушиваться: пол заскрипел… шелест все ближе и ближе… вот прошла в залу… задела платьем за стул… повернула в столовую…
— Друг мой, прости меня, — говорила Марья Николавна, входя в кабинет.
Щетинин бросился к ней и крепко схватил ее за обе протянутые к нему руки.
— Я тебя огорчила, — прости! Я сама теперь вижу, что ты все-таки хороший, хороший человек.
Щетинин положил ей на плечи свои руки и нежно смотрел ей в глаза.
— Это совсем не нужно было, что я наговорила тебе. Я ужасно раскаивалась…
Она сказала все это нежным, но твердым голосом; в глазах были слезы.
— Ну, полно, полно, — говорил Щетинин, целуя ее в голову.
— Нет, знаешь, я после, как ты уехал, целый день и тогда ночью тоже все думала, думала… Все свои мысли передумала сначала.
— Сядем, — сказал он, обняв жену и усаживая ее на диван. — Ну, что же ты выдумала?
Он вздохнул, прислонился головою к ее плечу и закрыл глаза.
— Как же ты меня измучила-то!
— Прости!
— Ну, да что тут! Это все пустяки. Нет, я уж вообразил, что… Впрочем, рассказывай, рассказывай!
— Что ты вообразил?
— Все вздор. Ведь уж прошло, так чего же еще? А ты мне вот что скажи: что это с тобой случилось?
— Да как тебе сказать? — не знаю. Мне кажется, что со мной ничего особенного не случилось; а так вдруг представилось мне, что вот все это, — лечение там и что хозяйством я занимаюсь, что все это ужасные глупости.
— Да почему же? Ведь прежде это тебе не приходило в голову?
— Прежде? Видишь ли! Как бы тебе это рассказать?.. До сих пор я все еще чего-то ждала, до последней минуты ждала; я не рассуждала, я и не думала даже ничего, я просто верила, что так нужно почему-то. Ты мне сказал тогда, давно еще: «Маша, займись хозяйством, пожалуйста!» Ну, я и стала заниматься; потом пришли больные мужики, ты мне сказал: «Маша, ты бы там пошла поглядела, что у них». Я и стала лечить. Ну, и ничего. Я так все и жила и жила… Я точно будто во сне была все это время. А тут вдруг эти споры начались.
— Так это, значит…
— Что?
— Нет, ничего, ничего. Так что же дальше-то?
— Сначала мне казалось, что это он так, нарочно; потом одно время, помнишь, когда он все советовал тебе судиться с мужиками? Ведь он смеялся тогда. В это время я не знаю что, я просто готова была его убить. Я только не говорила тебе, а я все об этом разговоре думала, припомнила каждое слово… А ведь это все правда.
— Что правда?
— Да он говорил. Правда ведь? да?
— Мм…
— Нет, в самом деле, подумай; что мы такое делаем? Помещики как помещики. Меня это мучило ужасно. Ну, положим, ты вот все говоришь, что ты там пример, что ли, им хочешь показать, ну, я не знаю. Нет, а я-то что же тут?
Щетинин ничего не отвечал. Он, нахмурившись, глядел в окно и отвертывал кисть у своего халата. На дворе начинало светать.
— Вспомнила я, — помолчав немного, заговорила опять Марья Николавна, — вспомнила, как мы с тобой сначала говорили там о разных жертвах, а теперь посмотрела: какие же это жертвы? Это так, забава. Занимаюсь я этим или нет, — решительно все равно. Да и что это за занятие? Обед заказать, белье отдать выстирать, — так это и без меня само собой сделается; а там пластырь какой-нибудь дать мужику, так я еще и не знаю, что я даю. Может быть, ему даже еще хуже будет от этого. Я ведь не училась быть доктором, я ничего не умею. Так что же я могу сделать?
— Ну, расскажи-ка лучше, что же ты придумала, — прервал ее Щетинин.
— А вот что, — сказала она, приложив палец к щеке и как будто во что-то всматриваясь. — Я теперь все поняла. Ты тут совсем не виноват.
Щетинин немного повел бровями.
— Помнишь, тогда с мужиками ты все хлопотал, чтобы они… как это?