Баба не выказывает стыда ни малейшего; даже, напротив того, окидывает стариков презрительным взглядом. Под глазом у ней синяк. Посредник несколько затрудняется.
— Не слухатся, вовсе не стала слухаться, — шамшит сзади старик.
— Ни за скотиной, ни что, — добавляет другой.
— Такая-то озорница баба, беда, — подтверждает старшина.
Посредник качает головой.
— У них вся родня такая, непутная, — замечает старшина.
— Как же это ты так, Аграфена? а? — спрашивает посредник.
Баба ничего не отвечает.
— А ты, молодец, чего же смотришь? — обращается он к ее мужу. — Ведь ты ей муж, глава.
Муж встряхивает волосами. Лицо у него глупое и печальное, губы толстые.
— Ты должен учить жену, чтобы она почитала старших, — наставляет его посредник. — Да.
Муж насупливает брови и сосредоточенно смотрит в землю, держа шапку в обеих руках.
— А ежели твоя жена не будет стариков уважать, — продолжает посредник, — что же тогда будет? Ну, хорошо ли это, — подумайте-ка!
— Вот и я так-то им говорю завсегда, — добавляет старшина, указывая на просителей, — потому нам в законе показано: ты бабу кормить корми, а учить учи!
— Ну, это ты врешь, — останавливает его посредник. Этого в законе не показано; но мы должны жить в любви и в согласии, потому что так богу угодно.
— Это справедливо-с, — подтверждает старшина.
— Ну да; однако мне некогда тут с вами растабарывать. Ты, голубушка, дурь-то из головы выкинь! Ежели кто тебя станет сбивать, приди и скажи вот ему — старшине. А ты, молодец, присматривай за женой и внушай ей почтение к старшим! Ну, теперь поди сюда, Аграфена, и ты, как тебя?
— Митрий.
— Аграфена и Дмитрий, поцелуйтесь и живите, как бог повелевает: любите друг друга, уважайте родителей, слушай те начальников. Дай бог вам счастия!
— Семен Семеныч! — говорит старшина.
— Что ты?
— Да уж прикажите ее кстати поучить старичкам-то. Маненько попужать бы ее здесь, в правлении, для страху.
— Нет; пока не нужно. Итак, друзья, ступайте с богом.
Просители кланяются и уходят. Старшина с писарем усаживают посредника в тарантас.
— Ну, совсем, что ли? — спрашивает старшина.
— Совсем.
— Хорошо сели?
— Хорошо.
— Ну, господи бослови! Ямщик, трогай!
— А, дуй вас горой!
Поехали.
— Теперь еще от них многого и не требуйте, — говорит Рязанову посредник.
— Да я ничего не требую. Впрочем, и теперь уж успехи заметны значительные.
Разговор не клеится. Посредник понемногу начинает напевать романс.
— «Скажите ей, как дорого мне стоит…» Здорово! — между пением покрикивает он встречным мужикам.
— «И трудно мне…» Откуда везешь? — высунувшись из тарантаса, спрашивает он у мужика, везущего бревна. Мужик торопливо останавливает лошадь и, скинув шапку, кричит:
— Из Ключей.
— Почем покупал?
Но уже ничего не слышно, что отвечает мужик; видно только, что он дергает лошадь, разевает рот и машет рукою.
— «Скажите ей, как стрррашно сердце ноет», — снова затягивает посредник.
Едут полем; земские лошади с выщипанными хвостами бегут резво; ноги у них косматые, уши длинные.
— Эх, вы, гусары, — весело покрикивает ямщик, постегивая их по резвым ногам.
Жарко становится. В поле тишь; на небе неподвижно стоят белые облака с висящими в воздухе ястребами.
Посредник перестает петь — одолела его дремота; у Рязанова тоже начинают слипаться глаза…
— Ты что же не кланяешься? а?
Рязанов открывает глаза: деревня, у тарантаса стоит мужик, посредник его спрашивает:
— Отвалятся у тебя руки — шапку снять? а?
Мужик молчит.
— Мне твой поклон не нужен, — толкует ему посредник. — Вас, дураков, вежливости учат, для вашей же пользы, понимаешь?
— Понимаем, — глядя в поле, отвечает мужик.
— А вот, чтобы ты вперед помнил и со всеми был вежлив, я тебя велю на сутки в анбар. Друзья, — обращается посредник к стоящим поодаль мужикам, — отведите этого невежу к старосте и скажите, что, мол, посредник велел его на сутки в холодную запереть.
Два мужика подходят, берут невежу под руки и ведут, не оглядываясь, тихо ведут, держа свои шапки под мышками. Невежа растопырил локти и переваливается из стороны в сторону; ноги у него короткие, босые.
— Трогай, — говорит ямщику посредник.
— Но! милые, — задумчиво вскрикивает ямщик.
Едут молча.
— Все еще из них эту грубость никак не выбьешь, — смеясь обращается посредник к Рязанову.
— Да, — отвечает Рязанов.
Съехали под гору. За речкой другая деревня видна Попадаются мужики из поля, конные и пешие с косами на плечах.