— Да что ты в самом деле! — шутя закричал Щетинин. — Смеяться, что ли, надо мной приехал?
— Нет; это я вспомнил, — усаживаясь на диван и улыбаясь, продолжал гость, — мать у меня была женщина чадолюбивая и аккуратная, скопидомка была; так вот она, бывало, как только родится у ней дочь, сейчас же и начинает ей приданое копить, и для каждой дочери особый короб предназначался. Ну, и все это идет ничего. Только как, бывало, которая-нибудь из них заспорит, видит мать, что дело плохо, не переспоришь, — «постой же, говорит, сука, вот ты у меня без приданого насидишься!» Сейчас возьмет и все тряпье из короба непокорной дочери и переложит к покорным. Ну, и драки же бывали у сестер из-за этого! Неимоверные драки! Только один отец и помирит, бывало: возьмет да у всех трех приданое-то и пропьет.
После этого рассказа и гость и хозяин помолчали.
— А все-таки, брат, что ты там ни толкуй, а без этого нельзя, — наконец заговорил Щетинин.
— Без чего нельзя?
— Да без того, чтобы не копить.
— Ну, это кому как. Одному нельзя не копить, а другому нельзя не пропить. Это, брат, дело полюбовное.
— Да нет; постой! — перебил его Щетинин. — Совсем ты не то говоришь. Понимаю я, понимаю; да только вовсе я не такой человек, как ты думаешь.
— Какой же ты человек? Ну, рассказывай!
— А вот я какой человек… Я человек… Да нет, я не могу о себе говорить. Черт знает, я как-то не умею.
Щетинин опять заходил из угла в угол с озабоченным лицом и ерошил себе волосы; наконец остановился, оперся руками на стол и сказал:
— Вот что я делал с тех пор, как не видался с тобой, это я могу рассказать.
— Ну, все равно. Это даже лучше будет.
— Да впрочем, ведь я тебе писал сначала.
— Что ты писал? Ты черт знает что писал: воззвания какие-то; все меня призывал… исполнять долг честного гражданина… об алтаре там… Я это сейчас же в печку. Черт возьми, думаю себе, попадешься еще. Бог с ним!.. Опасный человек!
Щетинин хохотал, валяясь по дивану.
— Ах, чучело! Что он городит? Ну, да, хорошо, хорошо. Слушай же, я все сначала расскажу.
— И об алтаре опять будет?
— Нет, нет, не будет. Факты! одни голые факты!
— Ну, вот это я люблю. Начинай! Ах, нет, постой! Еще один вопрос: чай-то будет? Не в рассказе, а вот здесь, на столе? Я, брат, еще не пил сегодня. Ведь это тоже факт неоспоримый.
— Как же, будет; непременно будет.
— То-то же. Ну, теперь трогай!
— Да; так вот, — откашлявшись, начал Щетинин, — тогда мать у меня умерла. Ты помнишь ведь?
— Как же, как же. Почтенная была дама. Помню, как же.
— Ну, так вот после ее смерти я приехал сюда и женился. Женщина эта… да, впрочем, сам увидишь, какая это женщина. Я тебе одно только могу сказать, что, если бы не она, я, кажется, году бы не вынес той каторжной жизни, которую я вел здесь вначале, когда, знаешь, все это еще внове было, ни к чему приступиться не умеешь; а тут волнуется это все кругом, ничего слушать не хотят: ты им и то и другое, — ничего! Потом совсем было уж дело сладилось, уставную грамоту писать, — вдруг — нет! не хотим; подождем, что́ еще будет.
— Ну, да; это более или менее известная история, — заметил гость. — Как же ты с своими-то кончил?
— Как кончил? — подарил.
— Всё?
— Всю землю, которой они владели.
— Что и требовалось доказать?
— Нет; доказать-то требовалось не это. Оно вышло-то совсем не то, чего я хотел.
— Что ж, ты не хотел дарить? Тебя принудили, что ли?
— Да нет же! Я ехал сюда с тем, чтобы отдать им все даром, и как приехал, сейчас же предложил им.
— Ну, и что же? — не берут?
— Не берут.
— Молодцы! Вот я за это люблю русский народ: по-латыни не знает, а dona ferentes боится.
— Вот поди ж ты!
— Чего тут — «поди ж ты?» Понятное дело, что если человек что-нибудь даром дает, — не бери, надует.
— Да ты выслушай, чего мне это стоило. Сколько я ночей не спал, неприятностей, врагов сколько нажил между соседями!
— Еще бы. Разумеется. Пример!
— Пример. Ну вот. Главное, они на это и взъелись.
— Само собой. Гибельный пример.
— Тут, брат, такие мерзости пошли. Один чуть было на дуэль меня не вызвал. Сплетни, крик по всему уезду…
— Ну, это напрасно. Нет, я бы с тобой лучше поступил. Я бы просто подбил твоих крестьян, чтобы они шепнули кому-нибудь.
— Было, любезный друг, все было.
— Ну вот; это последовательно по крайней мере. Далее что?
— Да что далее? Все кончилось благополучно. Мировой посредник тут… (отличный, брат, человек) вошел в мое положение, объяснил им это все, растолковал и свел меня, наконец, с крестьянами.
— А-а. Свел-таки?