Нестор с трудом сдержался, чтобы не взорваться, а затем как можно более спокойно пообещал предпринять все меры для поиска машины, взял необходимые данные и отпустил посетителя. Прежде чем уйти, Павлов оставил струну от гитары или какого-то другого струнного инструмента, которой ему связали руки. Следователь предположил, что струна могла принадлежать человеку, занимавшемуся музыкой, а кличка одного из преступников больше, чем фамилия, позволяла ему выйти на них, Нестор решил не расспрашивать Павлова, знал ли он о том, что в трехстах метрах от его дома совершили ограбление торгового павильона в ту же ночь, поскольку этого человека больше всего беспокоила судьба личной машины, а не тяжкое преступление угонщиков против него как личности. И опять перед бесчисленными окнами этого жилого массива произошло второе преступление, и, разумеется, никто из жильцов снова ничего не видел и не слышал. Зато они очень точно могут сообщить, когда пришла домой соседка и была ли она одна…
Вернувшись из больницы, Пейчев долго размышлял, серьезно ли говорили ему врачи, советуя воздержаться от употребления алкоголя некоторое время, или просто хотели попугать его. Но, решив, что пиво — это не алкоголь, он смело открыл бутылку, удобно устроился в большом кресле у магнитофона и сделал большой глоток. Голова еще гудела, захотелось вдохнуть свежего воздуха. Он встал и распахнул окно. В этот момент к дому подъехала машина и из нее вышел Нестор Крумов.
Пейчев безразлично отнесся к приходу следователя. Разговор проходил вяло, пока Нестор не коснулся его заявления о том, что кто-то рылся в его квартире.
— Что-то вы уж очень заботитесь обо мне! Никак не оставите в покое, а?
— Когда-нибудь оставим!.. Вы сказали моему помощнику, что пока не обнаружили никакой пропажи в доме. Вы все хорошо проверили?
— Только сейчас и осталось мне заниматься этим!
— Поймите, это важно!
Пейчев тяжело поднялся и внимательно оглядел гостиную. Затем прошел в сопровождении Нестора в комнату Йонки, где чувствовал себя явно неуверенно, ящики туалетного стола открывал как-то неловко, будто впервые прикасался к ним. Следователь быстрым взглядом окинул зеркало, чтобы удостовериться, на месте ли медальон, и сказал:
— Прекрасная вещь!
— Да, — согласился Пейчев, даже не повернув головы и продолжая о чем-то думать.
— Где купили?
— В магазине, — ответил Пейчев, снимая медальон с зеркала и засовывая в ящик.
Хозяин уже было направился в гостиную, но неожиданно остановил взгляд на миниатюрном старинном комоде, почти полностью закрытом шторами. Дверки были слегка приоткрыты. Пейчев побледнел и мельком взглянул на Нестора, который сделал вид, что рассматривает фотографии на туалетном столике, а на самом деле краем глава следил за каждым движением хозяина. И, разумеется, Крумов не мог не заметить, как быстро исчезла самоуверенность Пейчева. Следователь спокойно направился в гостиную, ни на секунду не отрывая глаз от отражавшегося в зеркале комода. В какой-то миг Пейчев заколебался, но потом открыл дверки и сразу захлопнул их. Комод был пуст, и хозяин тихо выругался.
— А как вы узнали, что кто-то побывал у вас в квартире, если ничего в ней не исчезло? — равнодушным тоном спросил Крумов.
— Может, ошибся, — неожиданно ответил Пейчев и залпом отпил половину бутылки пива. — Вас интересует только это? Если есть еще вопросы, задавайте…
— Есть, — произнес Нестор, открывая небольшую записную книжку. — Например, только поймите меня правильно, у вас есть свидетели, что вы были в баре «Эксельсиор», когда произошло убийство вашей супруги?
— Разумеется, есть! — с обидой сказал Пейчев.
— Хорошо!.. Вы познакомите меня с ними, когда я попрошу об этом, не так ли?
— Если желаете, пожалуйста!
— Между прочим, вы знакомы с Димитром Райковым — Жаном?
— Это кто еще?
— Какой-то фокусник, выступает в барах.
— Тогда наверняка видел его…
— Несколько месяцев назад ваша жена выиграла в спортлотерее. Не думаете ли вы, что это могло стать причиной ее убийства?
— Нет!
— Пейчев, мне необходима ваша помощь, иначе мы ничего не добьемся с вами. Вы держитесь так, будто случившаяся с вашей женой трагедия не касается вас. Если хотите, я могу вызывать вас для бесед в свой кабинет. Мое сочувствие не дает вам права вести себя так странно!
— А вы не думаете, что я боюсь?! — неожиданно воскликнул Пейчев.
— Чего именно?
— Копания в нашей жизни, попытки с вашей стороны осмыслить ее, когда в этом уже нет никакой надобности. Призываете меня поделиться тем, в чем я не смею признаться даже себе… Вам легко — бы спрашиваете, а я отвечай! Удобно ли вам копаться во всем том, что у всех людей считается неприкосновенным? Поможет ли вам разоблачить убийцу мое признание, что я любил эту женщину? Имею ли я право хранить свои чувства при себе? Йонка — все же моя жена, пусть даже мертвая, товарищ следователь! — Голос Пейчева задрожал. — Вы спрашиваете, есть ли у меня алиби, знаком ли я с Жаном, не является ли причиной гибели моей жены выигрыш в лотерее, и кто знает, какие еще там вопросы припасены вами, чтобы задать их мне?! А я ведь тоже человек, но вы, очевидно, не желаете поверить в это!.. Ладно, давайте сделаем так: на все вопросы, которые вы принесли с собой, дайте устраивающие вас ответы, чтобы я впоследствии не мог отказаться. Даже напишите такой вопрос: «Вы убили ее?» — и мой ответ: «Да, я, из-за ревности!» Так удобно будет вам? Можете и добавить: «Раскаявшись, признался ее муж».