— О, Пейчо! Какими судьбами? — появилась голова Карова и снова сунулась под машину.
— Ты один?
— Подай ключ на тринадцать! — протянул руку Каров, не расслышав вопроса.
Пейчев подошел к полке, нашел требуемый ключ, затем присел на корточки и сунул его приятелю.
— Вуйчо, ты один?
— С тобой нас будет двое… Будь любезен, подними немного выше домкрат.
Пейчев сделал несколько оборотов, а потом внезапно стал крутить домкрат в обратном направлении. Барабан колеса уперся в грудь Карова.
— Быстрее подними! Ты что, хочешь убить меня?
Но Пейчев еще опустил машину, чтобы тот уже не мог шевельнуться. Нестор встревожился и хотел было уже войти внутрь гаража, но его остановила невозмутимость Пейчева, который усмехнулся, взял с полки транзистор, поставил его на пол и, сев на стульчик возле головы Карова, спросил:
— Ты украл расписки?
— Какие расписки? Подними домкрат!.. — простонал Каров.
Пейчев еще опустил домкрат на один оборот, усилил громкость транзистора, давая тем самым понять приятелю, что с ним не шутят.
— Ты знаешь, о чем я спрашиваю! Вечером после похорон ты специально ушел раньше всех, чтобы я не заподозрил тебя. Но ты забыл, что никто из оставшихся у меня людей не был заинтересован в этих расписках! — Он уменьшил звук и, наклонившись, сквозь зубы процедил: — Итак, слушаю тебя!..
— Ничего я не брал! И ни о каких расписках не знаю ничего!
— Знаешь, знаешь, Вуйчо! Ведь это долговые расписки!
— У меня нет таких!
— Есть! — угрожающе повысил тон Пейчев. — А две тысячи левов за лотерейный билет?.. Отвечай! Не слышу!.. — Ответа не последовало, и он еще опустил домкрат.
Барабан впился в тело Карова, и Нестор уже не на шутку обеспокоился.
— Верну их тебе! — простонал Каров.
— Когда?
— Утром.
— И расписки тоже?
— Да!
— Вуйчо, я не хочу затруднять тебя, а поэтому лучше скажи, где они, и я сам возьму.
— При мне нет! Я держу их в столе на работе.
— Там и деньги хранишь?
— Говорю тебе о расписках, а деньги верну сейчас.
Пейчев задумался. Транзистор, видимо, мешал ему сосредоточиться, и он выключил его.
— Ладно, но не вздумай шутить! — И он стал освобождать Карова от тяжести машины. — Отдашь деньги, а потом поедем ко мне ночевать. Утром пойдем на работу вместе, ясно?
Каров выполз из-под машины и начал растирать грудь, потом в сопровождении Пейчева направился к дому.
Нестор дождался, пока они снова появятся на улице и сядут в машину, и через некоторое время и сам поехал в город. Там он сразу позвонил полковнику Данову и попросил разрешение на обыск. К полуночи все полученные Йонкой расписки от клиентов были пересняты и положены в коричневую папку Карова. После знакомства с фигурировавшими в расписках фамилиями Нестору стало ясно, почему Пейчев придавал им такое значение. Среди них были известные личности, директора предприятий, руководители торговли. Велась и строгая отчетность выданных им сумм, или «аккредитивов», как называл эти документы Томов. Чтобы заключить договор на изготовление определенного изделия, производитель должен был как-то зацепиться за предприятие или ведомство. Желающих получить заказы было много, и не всем могло улыбнуться счастье. Благодаря жене, Пейчеву всегда везло, теперь же, после ее смерти, он терял страшно много. Становились понятными и его лихорадочные мотания по агропромышленным комплексам и другим предприятиям в последнее время. Умение же Йонки выбивать эти расписки раскрывало ее личность совсем в новом свете. Для того чтобы убедить человека взять взятку да еще заставить его расписаться, надо было обладать поистине невероятным талантом. А ведь говорил же об этих способностях ее отчим…
Утомленный Нестор тихо вошел в дом. Его отец уже похрапывал в своей комнате, а в детской горел ночник.
— Папа, это ты?
Нестор подошел к сыну и, погладив его, спросил:
— Почему не спишь?
— Думаю о своих делах… — пробормотал Борис и тут же снова заснул.
Нестор улыбнулся. Сын всегда чувствовал приход отца. Обычно они обменивались несколькими словами, а утром Борис, как оказывалось, уже не помнил об этом. «Завтра обязательно спрошу, какие там у него свои дела…» — подумал Нестор и двинулся на кухню. Хотелось есть. Открыл холодильник и долго раздумывал, что взять. Наконец решил, что неразумно набивать желудок перед сном, а потому отрезал кусочек брынзы и сел за стол. Потянулся за вилкой, но рука неожиданно повисла в воздухе. «Думаю о своих делах», — ведь точно так сказал он жене за минуту до катастрофы. От этой мысли его горло сжали спазмы, и он с тревогой огляделся вокруг, а затем почти бегом направился в детскую. Борис спал.