Я разглядывал Эберхарда, он не отводил глаз. Удрал от меня в самый дальний угол семиметровой камеры — кровать, открытый санузел и скруглёные стены, подпёр спиной резинопластик, но изучал старательно. Наверное, строил в голове образ будущего врага.
Сейчас мальчишка выглядел, как босяки на Мах-Ми. Если переодеть в обноски, то можно легко поверить, что никогда не ел досыта и доброго в жизни ничего не видел.
Под глазами было синё, волосы слиплись. Что же с ним делали алайцы? Машину подчинения он перенёс, судя по речи, без особых потерь. Там же сначала язык заплетаться начинает, если мозг повреждён?
Хэд… А может, они его?..
Нет, нужно медика. Усыпить. И осмотреть, как следует.
Эберхард что-то уловил в моих глазах и вжался в стену.
Добрый Вальтер Дерен просто встал между нами, закрывая парня собой.
— Не надо, капитан. Не надо его трогать.
— Тогда осмотри его сам! Я не уверен, что обошлось без внутренних повреждений. Ты посмотри, он синий какой! Доиграемся, сдохнет от воспаления! По-моему, у него уже лихорадка!
Про «осмотри сам» я брякнул автоматически, но пилот задумался.
— Хорошо, — кивнул он. — Я попробую.
Дерен медленно обернулся. Показал пленнику пустые раскрытые ладони.
— Дотрагиваться я до тебя не буду, — предупредил он. — Просто стой смирно.
Эберхард набычился, но отступать ему было некуда, сзади напирала стена.
Дерен даже приближаться к нему не стал, провёл руками сантиметрах в двадцати от тела. Сверху вниз.
Так вот, что имел в виду комкрыла… Что-то такое я видел в развлекательной программе про шарлатанов. И что? Это как-то работает? Или задача Дерена — обмануть пацана и успокоить?
Эберхард, видя, что дотрагиваться до него и в самом деле никто не собирается, задышал ровнее. А пилот продолжал водить руками.
Я ждал.
Не знаю, что делал Дерен, но работал он сосредоточенно, до пота и тяжелого, сбивчивого дыхания.
Живой сканер, однако? Вот прямо серьёзно? И вот так же лечит? И получается? Забавно.
Я много читал про надувательство подобного рода, но если бывает в природе и не шарлатанство, значит, наш гендепартамент совсем мышей не ловит.
— Нормально, — выдохнул Дерен. — Нет у него внутренних повреждений.
— А не жрёт почему?
— Шок.
— Лечить чем-то можно?
— Нейроблокаторами его напичкали так, что лучше не давать пока лишних лекарств. Нужно, чтобы вся химия вышла. Потом, может быть.
— Химия, говоришь, вышла? — я задумался. — Ладно. Сегодня пусть отлёживается. Завтра сдашь его в хозблок часов на… — Я смерил пацана оценивающим взглядом. — На шесть. Пусть в оранжерее поработает. Что они там сейчас делают? Уход, обрезка, полив. Нужно двигаться, чтобы выходила всякая дрянь.
Выдав этот оригинальный вердикт, я развернулся и ретировался из карцера.
Дерен вышел следом за мной.
— Ты уверен, что внутренних повреждений нет? — спросил я его, когда дверь закрылась.
Я всё-таки сомневался. Ведь даже эйниты прикасаются к пациентам, когда лечат.
— Уверен, — отозвался он. — Над парнем издевались, но до прямого насилия не дошло. — Он вскинул на меня глаза. — Да, было и то, что вы предполагаете. Но разрывов или чего-то вроде — нет. Мучили, думаю. Возможно, имитировали половой акт. Чисто психическое насилие он перенёс лучше, мозг у него гибкий, тренированный. Когда придёт в себя, не стоит бросать его на Гармана или кого-то из сержантов.
— Я пока не уверен, что пацан вообще оклемается.
— Оклемается. И очень быстро. Не смотрите, что полудохлый. Как бы он нам тут трупов потом не наделал… — Дерен вздохнул и нахмурился, словно перспектива выздоровления пленника огорчала его.
— Я не пойму, жалеешь ты его или нет?
— Как человека — жалею. Но мы сейчас спасаем себе врага. Сильного, дурного. У него такой возраст, что мстить он нам будет изо всех сил.
— Дерен, ты такой умный, удавил бы! — рассмеялся я. — Вот тебе и карты в руки — воспитывай так, чтобы на людей потом не бросался. Скажи Гарману, что я разрешил тебе доступ в карцер.
— А смысл? Мы же всё равно не сможем его отпустить. Он ненавидит нас. Значит, ненавидеть будет и так и этак. Сейчас он полагает, что это мы заплатили алайцам за его голову, и переубедить его невозможно.
— Значит, воспитывать не будешь?
— Буду.
— Зачем?
— Делай добро — бросай в воду.
— Всплывёт?
Дерен осуждающе покачал головой:
— Зачем вы оставили его на корабле?
— И ты был за «удавить»? Формально — парень ничего плохого нам не сделал.