— Он участвовал во всём, что планировал его дядя.
— А если он просто не имел выбора? Это ты у нас, может, и умел выбирать в восемнадцать… Или сколько там ему, лет?
— Говорит, что восемнадцать, — доверия этому «факту» на физиономии Дерена не отразилось. — Я бы метрики посмотрел. Но документов мы вот так, запросто, не достанем.
— Вот-вот… Какие там у него сверхспособности — это я не в курсе, но прогностического мышления ему ещё по возрасту не положено. Он не представляет последствий своего выбора.
Дерен, не соглашаясь, покачал головой.
— Предназначение мы ощущаем с детства.
— Это тебе в семье мозги не сносили. — Уж на «пилотов в десятом поколении» и прочих дурно воспитанных болванов я в Академии насмотрелся. — Дети высокородных экзотов — заложники социальных программ, навязанных воспитанием. Судят о них по имени их родителей.
— От воспитания зависит только половина того, что внутри. Другая половина — у каждого своя. — Дерен спорил без интереса, без удовольствия. Но спорил, тут его уже не исправишь.
— Но ведь и неизвестно пока, что возьмёт в нём верх? За дядю с ним уже рассчитались алайцы. Ну что нам, из шлюза его выбрасывать? — решился я на последний аргумент.
Дерен смотрел на меня и молчал. Неужели я его всё-таки переспорил?
— Вальтер, — я положил руку пилоту на плечо. — Мне некому больше поручить этого щенка. Про Гармана ты сам понял. Повозись немного, потом, обещаю, я придумаю, куда его пристроить. Виноват он только в том, что фамилия у него — Имэ.
— Только не забывайте, что он вас ненавидит, — покачал головой Дерен.
— И?
— Просто не забывайте, и всё.
Дерен меня всё-таки зацепил немного. Эберхард у нас психически одарённый? Значит, первым я переговорю с Энреком. Он должен хотя бы примерно представлять, что в голове у такого, как этот.
Энрек рассказывал мне, что знавал одного регента, Бгоро Тауэнгибера, которого я чуть не придушил на почве взаимного непонимания. Может, Энрек объяснит мне, что у этой недоделанной знати внутри?
Как они мыслят? Чего хотят?
Кьясна встретила успокаивающей зеленью. Роса я брать не стал, непонятно было, задержусь или нет. А то расслабится при храме, понимаешь.
Лететь с дежурным пилотом мне тоже не захотелось, и я смылся один. Надо иногда отдыхать от корабельной суеты, наследников непонятно чьей крови и задач, которых не понимаешь.
Спустился прямо к резиденции губернатора, где квартировал и правил, как умел, официальный наследник дома Сапфира, внебрачный сын эрцога Локьё, иннеркрайт (по-нашему инженер), Энрек Лоо. К счастью, он был на месте и даже рад меня видеть.
Меня проводили к нему без доклада. И ради меня же разогнали очередь из пары десятков местных чиновников.
Энрек выбрался из-за окружённого голографическими документами стола и сгрёб меня с непосредственностью хайбора.
Непонимания с моей стороны он не боялся. Пробовать капитана на прочность иннеркрайта научили на «Персефоне», и он с удовольствием устроил мне диагностику рефлексов.
— А поехали в бар? — рыкнул он, гася документы взмахом руки.
Он был удивительно весел по сравнению с тем угнетённым состоянием, в котором я оставил его в дэле возле земного архива.
Я был тоже рад его видеть, но сначала всё-таки вывалил неприятное, чтобы уж сразу.
Энрек выслушал не перебивая.
— Ну вот ты и пообщался с выродками, — рассмеялся он. — Так их у нас и зовут. Если кровь проявляется рано — с ними носятся и выращивают в моральных уродов. Там целая схема. Сначала это животное воспитывают вообще безо всяких запретов, а потом тех, кто доживёт до положенных сорока двух, очень жёстко вгоняют в рамки.
— А зачем? — удивился я.
— Наводят лоск на общую безнаказанность, — фыркнул Энрек.
— Да ну тебя, — отмахнулся я. Шутник хэдов. — А если серьёзно?
«Серьёзно» Энреку сегодня давалось с трудом, и он закусил губу, чтобы не ржать в голос.
— Ну, ты сказал, — выдавил он, борясь со смехом. — Наследники и серьёзно!
— Но зачем они такие нужны, ты можешь сказать? Поржать я над ними и сам могу.
— Ну-у, — протянул Энрек. — Считается, что вседозволенность формирует психику наследника так, чтобы он не видел границ, только цели. Выродки не приучены понимать, что морально, а что нет. Вот ты с детства знаешь, что слабых обижать плохо, а выродку говорят — попробуй, может, тебе хорошо от этого будет?
— А зачем?
— Ну-у, чтобы он не думал о морали, когда будет ломать под себя причинность. В паутине ведь нет никаких правил, ничего морального или аморального. Есть узлы, есть нити, есть выбор пути. Если добился нужного решения, всегда кто-то пострадает или погибнет. От этого никуда не денешься. Любой выбор несёт в себе жертвы. Ты выиграл, но вокруг всё равно сотни, тысячи трупов. И надо это как-то перенести. Тут в сорок-то тяжело принимать такое, а выродков приучают рулить чужими смертями с детства.