Из-за этих-то глаз да диковинного имени маленькую Сауле невзлюбили деревенские дети — домой она частенько возвращалась, шмыгая разбитым носом, а то и с синяком под глазом. Деревенские бабки качали головами и говорили, что проку из девчонки не выйдет. Ладно бы ещё молча сносила насмешки, может, и отстали бы, но ведь нет, лезет в драку, хотя сама на голову ниже обидчиков.
Дед с бабкой охали и бранили внучку, а потом приходила Эгле — упреки тут же стихали, — велела девочке умыть лицо и уводила к себе. Садилась за прялку и под мерное жужжание колеса рассказывала о далеком морском береге, куда ведьмы выходили собирать янтарь, чтобы сделать из него обереги. О священных рощах, где ведьмы возносили хвалу матери-Земле и матери-Солнцу. О кострах выше деревьев, что ведьмы зажигали четырежды в год.
Сауле жадно вслушивалась в истории прабабки, представляя, каково это — жечь костры у незамолкающего моря, ступать босыми ногами по самой границе волн и выискивать янтарь в неверном свете луны. Она, не моргая, смотрела на вращающееся колесо, и ей казалось — вот-вот оно спрыгнет с оси, загорится ярким пламенем и понесется по кромке морского берега.
Однажды Сауле сказала:
— Бабушка, научи меня прясть.
Вечный бег колеса начал замедляться. Эгле опустила руки и посмотрела на правнучку, прямо в глаза — отражение её собственных. Губы дрогнули в улыбке.
— Ну что же, давай попробуем.
Сперва пряжа путалась и обрывалась в юных, неумелых пальцах, но день за днём Сауле проводила в дальней комнате и становилась всё умелее и проворнее. Бабка с дедом только неодобрительно качали головами — где это видано, чтобы девочка, едва покончив с делами и уроками, бежала к прабабке, а не на улицу, чтобы играть с друзьями? Но не смели и слова сказать против воли Эгле.
Впрочем, друзей у Сауле не было.
Вьется нить, и всё быстрее вращается колесо — юность нетерпелива, она не умеет останавливаться и соизмерять силы. Вместе с каждым оборотом колеса приходят видения: ведьмы пляшут на берегу моря, их обнаженные тела блестят в свете костров; девушки отправляются в лес на поиски цветка папоротника, ещё не зная, что вернутся назад далеко не все...
перед-назад, вперед-назад по нити, протянувшейся из прошлого в будущее. Будущее ещё не свито, маячит где-то там неряшливой куделью. А в настоящем, в миге поворота колеса, мелькают лица обидчиков. Впряди свою боль, добавь немного отчаяния, и нить их судьбы почернеет, а то и вовсе оборвется, так и не став чем-то определенным.
В иные моменты Эгле клала сухую сильную руку на запястье правнучки, второй останавливая колесо.
— Полно, детонька. Не пряди того, что тебе пока не под силу.
Сауле вздрагивала, но спросить прабабку не успевала, отвлеченная то рассказами о лесных ведьмах, то запахом яблочного пирога, то янтарными бусами, которые Эгле снимала в такие моменты и давала ей. Солнечные глубины камней завораживали, и Сауле погружалась в них, забывая о неведомой силе, что текла через её пальцы какие-то мгновения назад.
Эгле нехорошо усмехалась и заваривала кипятком смородиновые листья.
Лето за летом, зима за зимой — Сауле росла, из угловатого ребенка превращаясь в девушку. Её отец женился, и новая женщина родила ему сыновей, похожих на отца, как отражения. Бабка Эгле только недовольно поджимала губы, но ничего не говорила — заботы о Сауле занимали всё её время. Других правнуков для неё словно не существовало, и она совсем не радовалась их нечастым визитам. Мальчишки, чувствуя это, сторонились холодной прабабки и ластились к бабке и деду, которым, по правде говоря, внуки нравились куда больше внучки, выросшей в их доме. С задорными мальчишками было куда проще, чем с молчаливой, словно обращенной внутрь себя Сауле. Уж слишком чужой была эта родная кровь — темноволосая, невысокая и стройная, с разноцветными глазами. Впрочем, братья любили единокровную сестру — вернувшись домой, в город, говорили родителям, что у той удивительно ласковые руки и полно увлекательных историй.
В одно лето Сауле собрала все свои вещи и замерла на крыльце дома, в последний раз обводя взглядом грядки, заросли малины, кусты смородины и вишни, яблони и облепиховые деревья. Среди всего этого она росла, и теперь, возможно, не увидит много месяцев.