Провожать её вышла только Эгле — дед с бабкой простились раньше и остались в доме, словно решив не путаться у старшей под ногами.
Несмотря на годы, Эгле всё так же прямо держала гордую спину, и в её глазах не было слёз — только бесконечная тоска по правнучке, уезжающей учиться в город.
— Возьми вот, детонька. — Эгле надела Сауле на шею янтарный кулон на простой веревочке. В глубине застывшей смолы виднелся паучок. — Он тоже прядильщик и спрядёт тебе самую ровную дорожку.
— Спасибо, бабушка. — Сауле поцеловала прабабку в сухую запавшую щеку. Повзрослев, она перестала верить в рассказы Эгле, но сохранила к той глубокую и нежную привязанность, которой никогда не испытывала ни к отцу, ни к бабке с дедом. — Теперь у меня точно всё будет хорошо.
Эгле только вздохнула и поцеловала правнучку в покорно подставленный лоб, словно благословляя.
Говорят, после отъезда правнучки в бабке Эгле как будто что-то надломилось, и она заперлась в своей комнате, почти не выходя на свет, день за днём просиживая за прялкой, словно торопилась выполнить какую-то работу.
Запусти колесо, впряди в нить любовь, тоску и нежность. Каплями крови — красная нить. Слезами — белая. Пряди, уже зная, что это последняя твоя работа. Выпряди ровную дорогу, обереги от недобрых людей, от злых случайностей, от болезней и заразы. Когда закончатся кровь и слёзы, добавь свое сердце, распуская его с каждым поворотом колеса. Отчаянно, сухо заплачь, осознав, что этого мало, что ни ты, ни страж, тобой когда-то заключенный в вечный плен, не уберегут от всего, ибо юность сильнее вас двоих. В юности жизни — по самое горлышко. Она выплескивается сиянием, привлекает хищников и падальщиков, которым лишь бы покормиться чужой силой. Юность доверчива и неопытна, ей свойственно растрачивать себя, ибо у юности сердце — больше целого мира.
Плачь, старуха, плачь и пряди, зная, что когда-то давно растеряла великую силу, отняв одну жизнь, чтобы вдохнуть её в другую. А сколько их было, этих жизней, что ты отняла?
То-то же.
Слепой всевидящий страж глядит сквозь янтарное марево, уже зная, что не сумеет отвести беду.
Сауле, конечно, приезжала в деревню, но с каждым разом её визиты становились всё короче, а мысли блуждали далеко-далеко. И на губах играла лукавая улыбка, какая никогда не озаряла её лицо в деревне. Потому что там, в городе, вдруг оказалось, что никто не смеется над её «ведьмиными» глазами. В городе можно быть кем угодно, а не только правнучкой бабки Эгле. В городе никому не было дела до того, что её рождение оборвало жизнь матери, а отец отказался от неё.
В городе Сауле наконец-то обрела свободу и не собиралась возвращаться в деревню. Ни-ког-да.
Эгле качала головой, и полураспущенное сердце болезненно сжималось от дурного предчувствия.
И страж в янтарной смоле отводит глаза, не решаясь посмотреть на Хозяйку.
Но всё-таки Сауле вернулась. В вечер, перед самыми святками, когда за окном раненой волчицей выла метель. Приехала одна, без отца или даже мачехи. Бледное — ни кровинки — лицо, пустой взгляд и дрожащие губы.
А Эгле уже ждала её. Нетвердо ступая и сгибаясь под грузом прожитых лет, прабабка провела правнучку к столу и буквально силой всучила ей тонкостенную чашку с чаем, пахнущим смородиной. Та вдохнула знакомый с детства аромат, сделала глоток, и горячий настой словно растопил лёд — Сауле уткнулась в прабабку и разрыдалась, выплескивая боль и обиду. Эгле гладила её по вздрагивающим плечам и шептала:
— Поплачь, детонька, поплачь. Всё пройдёт, выйдет со слезами. Такое с каждой женщиной бывает...
Да, такое бывает с каждой женщиной. Каждая рано или поздно будет предана тем, кому отдала свое нежное, трепещущее сердце. Но не каждая женщина — ведьма. И не у каждой в сердце — море и лес, солнечный свет и коварная смола, этот свет поймавшая навеки.
Такое сердце легко обратить во тьму, превратить его в пепелище, на котором больше не будет ни леса, ни папоротника, ни солнечных камней. Кому знать, как не Эгле.
Когда плечи под старческими ладонями перестали вздрагивать, Эгле протянула правнучке мокрое полотенце.
— Вытри слёзы. И ступай за прялку. Надо вытянуть это из твоего сердца, пока не поздно. Сауле, которая ещё недавно спросила бы, что прабабка имеет в виду, подчинилась её приказу.