Вот тебе и новость. Бен никогда не задумывался о том, что именно и почему произошло в ту ночь. Он просто знал, что вечером, когда он ложился спать мама с папой были живы, а утром, когда он проснулся, их с Джордан уже забрали Коннорсы. Бен даже как-то успокоился, перестал реветь. Он оторвался от плеча Мика и носком конверса поковырял землю. Теперь-то становилось понятно, почему Джордан могла по нескольку дней дуться на Рика. Она винила Рика в сметри родителей. Возможно, и Бену следовало бы. Но Бен почти не помнил маму с папой, зато отлично помнил Рика, старающегося изо всех сил быть таким отцом, которого Бен заслуживал.
— Что теперь будет? — тихо спросил Бен, шмыгая носом. От всего пережитого сегодня у него разболелась голова.
Мик какое-то время молчал. Он смотрел куда-то в окно дома, выходящее как раз на качели. Внутри горел свет, и сквозь занавески можно было разглядеть высокие мощные фигуры сослуживцев Рика, — провожать Рика в последний путь отправилась почти вся его бригада, — и носящуюся электровеником Линду. Откуда она брала на всё силы, Бен не знал. Не иначе как закинулась какими-нибудь стероидами.
— Поживёшь пока у нас, твоя старая комната, — Мик тактично заменил слово «ваша», потому что когда-то Бен и Рик делили эту комнату, — ждёт. Линда ещё вчера постелила чистое бельё.
— Нет, что дальше? Ну, завтра или через год?
— Жизнь, малыш, жизнь, — Мик грузно поднялся с качелей, чихнул, и, наконец, развязал уже давно мешающий ему черный галстук. Бен узнал его — подарок Рика на какой-то праздник. Передняя часть галстука была вполне обычной: чёрной и презентабельной. А вот на задней части мелкими узорчиками производитель выстрочил маленькие, едва заметные пенисы. — Мёртвые — мертвы, Бен, им нет дела до нас. А вот живым надо как-то вертеться сейчас. Болеть будет ещё долго, — в конце концов, Рик заменил тебе отца, — но ты не можешь позволить горю затопить себя. Ничем хорошим это не кончится. Ложись спать. Завтра будет тяжёлый день. Самое сложное ещё впереди.
Мик поковылял к чёрному входу, оставляя Бена одного. Бен же оттолкнулся от земли и какое-то время раскачивался, позволяя старым скрипучим качелям завладеть его мозгом. Раз-два, раз-два, вперёд-назад, вперёд-назад. Простые действия, ненадолго вернувшие Бена в детство, когда солнце светило ярче, трава была зеленее, Джордан чаще улыбалась, а Рик всё время стоял рядом, нерушимой стеной между самим Беном и всем остальным миром. Бен последний раз шмыгнул носом и спрыгнул с качелей. Он не устоял и шлёпнулся на задницу. Бен посидел какое-то время на земле, затем потряс головой и поднялся, направляясь домой. Пока что не чувствовались никакие изменения.
***
Скрип карандашей по бумаге, палящее калифорнийское солнце, излучающее жару даже сквозь настежь открытые окна, тотальный контроль учителя мистера Лао, вообразившего себя надзирателем контрационного лагеря и вышагивающего между партами — Бен сильнее сжал жёлтый карандаш, покрутил его между пальцами, — не так быстро и ловко, как это делал Рик, — и наугад обвел кружком третий вариант ответа. Семестровая оценка по биологии интересовала его мало. Какая разница, сдаст ли он тест или нет? Какая разница...
— До конца осталось десять минут, — ровным, почти безразличным, тоном произнёс мистер Лао, остановившись около своего стола по центру кабинета.
Бен скользнул взглядом по учительскому столу, заваленному бумагами и ручками, затем посмотрел на доску, по центру которой мелом было написано время начала экзамена, глянул на свой лист, с пятью отмеченными ответами из ста, и, пожав плечами, поднялся со стула. Смысла тянуть до последнего он не видел. Всё равно за десять минут не заполнишь оставшиеся вопросы. Бен закинул жёлтый карандаш с ластиком на другом конце в рюкзак и, взяв со стола тест и одновременно накидывая лямку на плечо, пошёл на выход. Он небрежно бросил лист бумаги на стол препода и вышел за дверь. Разумеется, злобные взгляды мистера Лао, разочарованный, обиженные, завистливые одноклассников, Бен пропустил. Забавно, как легко из самого популярного и уважаемого парня в классе ты можешь превратится в аутсайдера.
Пока Бен шёл по пока ещё пустующим коридорам школы к своему шкафчику, в голове крутились преследующие его последнее время о смысле жизни и смерти. Недавно он серьёзно увлёкся философией и надеялся пробраться на крышу школы и дочитать, наконец, труд Эмиля Дюркгейма «Самоубийство». И нет, он все ещё не ботаник. Бен поправил лямку рюкзака. Ему надо поторопиться, он не хотел сталкиваться с одноклассниками, половина из которых его ненавидела за грандиозный скандальный разрыв с очаровательным и невинным ангелом Мелиссой Гастингс, другая же тихо презирала. Ну, подумаешь, не выиграли они в матче против Ястребов Беверли-Хиллз, ну, выбыли они из турнирной таблицы, ну, отстранили его от игры на неопределённое время, ну что теперь. Сидя на стуле напротив тренера пару недель назад, Бен спокойно выслушал всё, что хотел сказать ему тренер, — политика школы была такова, что для допуска на тренировки у спортсменов должны быть хорошие оценки по всем предметам, — покивал головой и обещал подтянуть оценки. Бен солгал, чтобы от него отвязались. Он не видел больше смысла учиться, играть в соккер, тусоваться с друзьями. Зачем всё это, если в любой момент ты можешь оказать мёртвым, закопанным в толщу земли и разлагающимся трупом, поедаемым червями и жуками?