Грязь была адом. Податливой, влажной и глубокой. Она норовила стащить ботинки, всякий раз, как он делал шаг; земля словно была голодна. Сорику пришлось остановиться, чтобы прикрыть рядового Хефрона, который недостаточно хорошо завязал шнурки и потерял ботинок, зачерпнув им грязь.
— А ну нацепляй обратно свой гаков ботинок! — рявкнул Сорик, тяжело дыша во влажной темноте капюшона.
— Прости, сардж, прости… — всё повторял Хефрон.
— Заткнись и завязывай! — Сорик отошёл, пытаясь отдышаться. Сырой горячий воздух не давал облегчения. Его единственный здоровый глаз заливало потом, который невозможно было смахнуть.
— Гак!
Хефрон, наконец, поднялся, и Сорик отправил его в путь подзатыльником. Но не успел он и сам сделать пары шагов, как споткнулся обо что-то глубоко засевшее в иле, и упал.
Жидкая грязь брызнула на окуляры его противогаза. Видеть он теперь не мог. Зато смог почувствовать вкус грязной воды, залившей марлевый фильтр. Руки схватили его и потянули вверх. — Сардж? Ты в порядке?
Это был Вивво, его голос слышался через линк.
— Ага.
— Вы ранены?
— Нет. Просто упал.
— Гак, я думал, Вас подстрелили.
— Вытри, ради бога, мне эти гаковы линзы, — сказал Сорик. Раздался скрип, и способность видеть вернулась.
Вивво пальцами соскрёб грязь с линз Сорика. — Вам больно? — спросил он.
— Нет! Да, ногу ушиб. На что-то упал. — Теперь дышать стало ещё труднее. Сорик никогда не чувствовал себя таким подавленным. Чёртов противогаз…
— Дай мне минутку, Вивво. Иди. Собери взвод, пока они не убежали слишком далеко вперёд.
Сорик поплёлся дальше, ощупывая ногу на предмет синяка. Он упал на что-то твёрдое.
У него в кармане что-то было. Не глядя он вынул предмет и поднёс к лицу. Это была латунная капсула для сообщений.
Сердце Сорика застучало сильнее. Он был уверен, что оставил эту штуку в редуте.
Руками в грязных перчатках он неуклюже отвинтил колпачок. Как он и думал, внутри оказался сложенный тонкий листок синей бумаги.
Сквозь измазанные грязью визоры противогаза было трудно читать. Текст гласил: «Воздух чист. Противогазы ни к чему. Предупреди Десятый о мельнице».
Ниже было написано что-то ещё, но он никак не мог разобрать.
Сорик расстегнул пряжки и стянул противогаз. Несколько раз он полной грудью вдохнул холодный воздух, наполненный запахами топлива, грязи и воды.
Но не газа.
Он снял перчатки и вытер здоровый глаз, зачесав назад мокрые от пота волосы. — Связной! Связной! — позвал он.
Мор, его вокс-оператор, заковылял к нему через грязную равнину и заметно вздрогнул, когда увидел Сорика с непокрытой головой.
— Фес, сардж! Приказ был «газы»!
— Воздух чист, — сказал ему Сорик. — Передай это по воксу. Воздух чист, даю слово.
Мор опустился на колени в воронке от снаряда и сел настраивать свою станцию, сняв при этом газовую маску. Его молодое лицо раскраснелось и покрылось бисеринками пота.
— Дай мне микрофон, — попросил Сорик. — Это двадцатый, двадцатый – всем. Воздух чист, повторяю, чист. Снимайте противогазы.
Сорик сел, всё ещё прижимая ко рту рожок вокса. Он крутил обрывок бумаги до тех пор, пока не поймал слабый свет, чтобы прочесть.
— Двадцатый, девяносто первому.
— Девяносто первый, двадцатому. Вы уверены насчёт противогазов?
— Это точно. Поверь мне, Тона.
— Поняла тебя, двадцатый.
— Двадцатый, девяносто первому. Я думаю, вы скоро увидите что-то вроде мельницы. Какое-то здание.
— Девяносто первый, двадцатому. Этого нет на картах.
— На картах ничего нет, Тона. Просто смотри по сторонам, ладно. Увидишь здание – будь на чеку.
— У тебя внутренняя информация, Сорик?
— Просто будь поосторожнее.
— Девяносто первый, двадцатому. Осторожнее. Подтверждаю.
Сорик выключил микрофон и на мгновение запрокинул голову, взглянув наверх. Над ним простиралось тёмное небо, по которому плыла жёлтая дымка. Звезд не было видно. А он хотел бы, чтобы там были звезды.
— Мы закончили, сэр? — спросил Мор. Он волновался. Взвод оставлял их позади.
— Не совсем, — сказал Сорик, глядя на листок бумаги, сжатый в его грязном кулаке. Та строчка, ниже первой. Мокрыми пальцами он размазали чернила. Теперь там осталось просто пятно. Он уставился на него. Гак, да что ж там было? Он ведь должен знать. Текст был написан его собственной гаковой рукой.
Или, по крайней мере, чем-то таким, что в точности копировало его почерк.