Давно уже в губернаторском доме не было столь роскошного бала. Заново выбеленный двухэтажный особняк с массивными колоннами сверкал огнями. Перед входом горели яркие фонари. По обеим сторонам распахнутых настежь дверей стояли казаки. Ежеминутно подкатывали дорогие экипажи, из которых выпархивали беззаботные гости — нарядные дамы и щеголеватые кавалеры. Преодолев каменные ступени перед колоннадой, приглашенные направлялись к двери, откуда неслись густые и громкие звуки встречного марша полковых трубачей. Сияющий губернаторский дом издали напоминал прогулочный корабль, плывущий куда-то в ночную мглу…
— Рад вас видеть! — встречал каждого нового гостя губернатор — невысокий человек с полноватым лицом, облаченный в парадный мундир и при всех регалиях.
— О, мои дорогие! О, несравненная! — вторила ему губернаторша, статная дама в нарядном платье с глубоким декольте и с замысловатой прической.
Веселые, улыбающиеся гости заполняли огромный зал, почтительно кланялись хозяевам, не скупились друг другу на комплименты, любовались роскошью комнат, наслаждались музыкой духового оркестра; перед тем, как оркестрантов пустили в губернаторский дом, лакей густо опрыскал их из пульверизатора одеколоном. Мужчины толковали о лошадях, о собаках, о строительстве трамвайной линии в Екатеринославе, о судебной палате, о новом способе лечения астмы. Приезжий помещик рассказывал об охоте в своих обширных угодьях, приглашал к себе в гости. Осторожно, намеками, говорили о предстоящей коронации Николая II.
Кучера, доставившие своих господ на банкет, по опыту знали, что торжество затянется надолго, и потому заехали с экипажами в самый дальний угол двора, где штабелями лежали доски и обтесанные бревна — здесь собирались строить флигель. Кучеру, как и матросу, норой охота походить по земле или спокойно посидеть, чтобы не качало. Они разнуздали коней, навесили им на морды мешки с овсом, а сами расселись на бревнах, собираясь покалякать о том о сем. Замолкли лишь тогда, когда в саду начался фейерверк. Но он их особенно не заинтересовал — почти у каждого порядочного пана развлекали этой штукой гостей…
— А чтоб ты сдохла, проклятая, чуть не полсвета обегал, пока тебя нашел. Ишь, куда тебя черти занесли! — вдруг закричал какой-то парень с хворостиной в руке и, тяжело дыша, принялся ловить козу, норовившую пробраться через частокол. Но проворный хлопец быстро поймал ее и начал охаживать беглянку прутом. Не столько бил, сколько громко укорял за самоуправство: — Отвязалась, нечистая сила, и пошла блукать бог знает где. Все огороды и кусты облазил, чуть в болото не угодил, — он показал кучерам заляпанные грязью ноги с закатанными выше колен штанинами. Даже самодельный брыль был в брызгах грязи.
— Чего ж так плохо привязываешь свою козу? — спросил один из кучеров.
— Она не моя.
— А чья?
— Козла.
Все расхохотались.
«Значит, можно подойти к ним поближе», — решил пастух.
— А где ж ее хозяин — козел?
— Попался на чужой капусте, а теперь отбывает наказание.
— На сколько ж его засудили?
— Пока не покается, — не полез за словом в карман Гриша, а сам подумал: «Хорошо, что я переоделся пастухом и взял козу с собой, без козы разговор трудно было бы начать».
В эту минуту к главному подъезду подкатила роскошная карета, запряженная четверкой лошадей.
— Видно, богач какой прибыл, потому как с опозданием, — затягиваясь цигаркой, кивнул на карету пожилой кучер.
Из дома выбежали два лакея, чтобы помочь прибывшим — пану во фраке и нарядной даме.
— Ну и карета! Верно, и за сто рублей не справишь такую! — воскликнул хлопец.
— Если продать козу с козлом, то и на одно колесо не хватит, — засмеялся молодой кучер.
— И где только паны берут столько денег? — искренне удивился пастух.
— Где деньги берут? — иронически повторил пожилой. — Люди гнут спину на пана — вот откуда у них денежки. Видали, приехал пан Взубыпыкский из Марьяновки. Я его знаю. Три экономии недавно прикупил. Фамилия-то у него Зубопиевский, пся крев, а за то, что он своим кулакам любит волю давать, люди и прозвали его Взубыпыкским.
— И что это за штука, братцы, кто бы мне растолковал… Раньше, бывало, заедет пан в морду, проглотишь — и конец всему, — вступил в разговор третий кучер с такими пышными развей-усами, точно у него под носом выросли два лисьих хвоста. — А теперь такая злость поднимается на барина… Раз я опоздал, может, на минуту подать коней, так он меня так саданул в левый глаз, что аж из правого искры посыпались. Распух у меня глаз. Целую неделю не мог его разлепить. И стало мне стыдно перед самим собой, словно я чего-то не сделал, что мог. Какая такая штука переворот в моей голове сделала?