— Где я его найду? — поежился он.
— В лесу, дурак!
Увидев, что остролицый так и топчется на месте, он рыкнул:
— Ты, Шило, меня не зли, а то доведешь — я и тебя за побережника выдам.
— У меня глаза не белые, — быстро ответил тот.
— А вот я их и тебе выколю, и все сразу поверят, — усмехнулся толстяк, и по его тяжелому, угрюмому взгляду невозможно было понять, шутит он или нет.
Похоже, остролицый тоже не захотел проверять. Только нервно усмехнулся и засеменил прямо к Ресу и Леск. Беглецы переглянулись.
— Ну, где же твой оградительный круг? — шепнул Рес.
Леск растерянно потерла нос и, прошептав какое-то заклинание, щелкнула в сторону остролицего пальцами.
Тот продолжал топать, как ни в чем не бывало. Рес медленно вытянул из ножен тесак.
— Сейчас… — шепнула Леск, — как же там было… имсиль… нет… а, вот!
Она снова что-то прошептала и щелкнула пальцами.
В тот же миг на месте, где только что стоял остролицый, взметнулся вверх огненный столб, опалил нижние ветви деревьев и выжег вокруг траву. Толстяк заорал дурниной, отскочил и, запутавшись в брошенных на землю вожжах, упал. А лошадь тем временем испуганно заржала, встала на дыбы и рванула с места, понесла. Перекошенная телега пошла юзом. Толстяк подхватился, было, но вожжи подсекли ему ноги, и он снова рухнул. Его поволокло рядом с телегой, бедолага громко орал и все пытался откатиться, чтобы не попасть под колесо.
Когда крик толстяка затих вдалеке, Рес и Леск вышли на дорогу. Об остролицем напоминала только выжженная трава, о толстяке — капли крови на дороге. И вроде не за что жалеть этих двоих, а все равно на душе стало темно. Рес украдкой взглянул на Леск: она была хмурой и подавленной, похоже, ее тоже не обрадовала смерть крестьян.
— Это ты наколдовала? — хрипло спросил Рес.
Леск растерянно молчала. Потом, тоже хрипло, выдавила:
— Я читала ограждающие заклинания, а не огненные. Может, это было что-то другое?
Рес посмотрел на черное пятно:
— На сухую грозу похоже…
И тут же понял, что с виду выгоревшее место смутно напоминает татуировку на груди Леск. Вздохнул:
— Да только не бывает такого: сперва ось прямо напротив нас сломалась, потом молния без дождя прямо в нашего врага… в опасного для нас человека… Так, ты больше не колдуй. Разве в крайнем случае совсем. И то подумай.
Леск сглотнула, торопливо кивнула несколько раз, соглашаясь.
— Идем отсюда, — решил Рес. — Наверняка служивые и молнию эту видели, и крики могли услыхать. А телега-то прямо к кордону пошла наверняка, раз крестьяне везли эту Аксоль служивым.
Правда, не совсем понятно, почему кордон на восток от селения, вроде бы лучше на западе ставить, на въезде. Должно быть, здесь легче патрулировать лес, потому что болото подходит близко к дороге.
— И что же это за был указ? — тихо спросила Леск.
Рес вздохнул:
— Да понятно, что за указ, награду за нас назначили. Раньше крестьянам все равно было, что мимо них побережники целыми обозами из империи сбегают, и даже служивым было все равно, если им прямого приказа не отдавали. А теперь все наших ловить кинутся. Уже не пройдешь так просто. Только припозднился Император с указом, почти все сбежали уже.
— Думаешь?
— А как же? Обоз-то наш с самого Каменного мыса шел, а мы в Медвежьем Колодце дожидались по схронам, чтобы вместе с ним идти. Потому как в обозе бойцов не хватало. Кроме того, если бы за нами еще какой обоз шел, не стали бы наши гать разваливать. Последние мы.
Глава 2
Когда через пару тысяч шагов услышали недовольные голоса, поначалу сошли в кусты. Но голосов всего три, по говору — крестьяне.
Рес вздохнул и вышел на дорогу, Леск хотела его удержать. Передумала. Если в беглецах легко разглядеть побережников, то лучше узнать это прямо сейчас, пусть всего трое разглядят.
— Только ты спокойно себя веди, зря на них не пялься, — распоряжался Рес. — Поздороваемся, может, я спрошу чего, и дальше пойдем. А ты молчи лучше. И колдовать не надо — ежели чего, у меня свое колдовство есть, верное, — и похлопал по рукояти тесака.
Беглецы ступали тихо, крестьяне же топали и шаркали, потому, когда увидели Реса и Леск, замерли.
Крепкие, кряжистые мужики, хотя одеты-обуты бедно. В руках у одного, конопатого, корявая дубинка, у двух других — колья.
Беглецы шли, не сбавляя шаг, Рес хотел вежливо поздороваться, но конопатый вдруг поднял дубинку и, с горящими радостной жадностью глазами, бросился вперед.
Рес выхватил тесак, выступил навстречу. Успел заметить, что Леск достала нож, и держит его у бедра, стоя вполоборота — готова защищаться.
Конопатый ударил с мощным, из-за головы, замахом, целился как будто и не в голову, а в плечо, что ли. Рес «слил» дубинку по тесаку и хлестко ударил конопатого обухом по переносице, навстречу. Противник рухнул без сознания, а Рес, поигрывая клинком, мягко двинулся к двум другим крестьянам, на лицах которых недоумение сменилось испугом. Один из них, толстый и плешивый, выступил вперед, неумело — медленно, размашисто и слишком ритмично — раскручивая кол перед собой. Чего это он удумал — на палках против побережника? Да еще и сам ничего не умеет — Рес легко попал в ритм и шлепнул плоскостью тесака по сжимающим кол пальцам. Кол улетел в кусты, крестьянин взвыл от боли, согнулся, а Рес двинул его в лоб дужкой — не сильно, чтобы только повалить. Третий крестьянин бросил свое горе-оружие и убежал — да не по дороге, а в лес.
Рес склонился над упавшим, занес тесак:
— Чего это вы удумали, дурни?
Крестьянин сглотнул, моргнул два раза, перевел взгляд с тесака на лицо Реса. Видимо, уже со смертью здоровался, а этот страшный человек со страшным оружием пока что никого убивать не думает, только вопросы спрашивает.
— Ну! — подогнал Рес. — Чего на путников кидаетесь?
— Это не я, это Глоб! — пробубнил крестьянин.
Видимо, Глоб — это тот, с дубинкой.
— А Глоб чего удумал?! — прикрикнул Рес. — Да и вообще, чего вы по лесу с дрекольем да дубьем?
— Так побережников ловим!
— А мы при чем? Или не знаете, как побережника отличить?
— Да это Глоб все, не знаю, чего он! А мы-то знаем, что у побережников глаза белые.
Рес спрятал тесак в ножны:
— Сдать бы вас, дурней, стражникам за разбой. Поразвлечетесь в холодной, потом в петлях спляшете.
Крестьянин сел, потер свежую шишку на лбу. Посмотрел на ножны с тесаком. Неуверенно улыбнулся.
— И зачем побережники тебе? Солить их будешь на зиму, или как? — насмехался Рес. Он догадывался, что услышит в ответ.
— Так награду ж за них обещали. Что за живых, что за мертвых, сам Император указал.
— А ты что ж, с колом хотел побережника одолеть?
— Так жидковаты ж они! На кулаках или в борьбе потешной не сравнятся с нами… или с вами, южанами.
Рес мог поспорить, но надо ли? Может, пускай эти дурни как можно меньше знают про людей побережья? Решил все же сказать правду, припугнуть селян:
— Потешная борьба это когда голыми, и маслом мажутся? У нас ее благородной борьбой зовут. Конечно, побережники в ней проигрывают, потому как и взаправду жидковаты. Но есть и рыбацкая борьба, когда в куртках из грубого полотна. Так в рыбацкой борьбе побережники на равных, потому как ловкостью да умением берут. Оно нужнее силы в рыбацкой борьбе. И кулаки у побережников легковаты, а все равно в кулачных боях они побеждают — увертливостью берут и бьют точно. А на палках или ножах побережникам вовсе равных нет. И на клинках неплохо машутся, и стреляют лихо.
— Это они нарочно напридумывали борьбу свою рыбацкую и все такое. По-честному одолеть не могут, так подлостью берут, — цедил плешивый, отряхиваясь.
— Так и есть, — важно согласился Рес, ему даже польстило. — А не страшно тебе за ними гоняться? Отомстить же могут.
— Отомстить? Да как, если я их страже сдам?
Рес тяжело уставился на крестьянина. Со вздохом просветил: