– Я их там запер. Этот не хочет давать показания без предварительной беседы с адвокатом. В принципе, можно было отказать, но пускай… У тебя-то получилось что-нибудь?
– Не знаю. Возможно. По крайней мере, его последняя фраза звучала с обнадеживающим акцентом: «Я подумаю».
– Это вряд ли. Сейчас защитник ему присоветует. Ничего у нас, Дим, не выгорит. У тебя что, голова болит?
– Да, есть немного. Очки сильные. Слушай, я пойду домой. Дежурного предупрежу. Если увести-привести, он поможет. Тебе, собственно, делов-то – «сотку» выписать да допросить этого вонючего…
– Да, да, иди, конечно. Я справлюсь.
Дима надел курточку из болоньи, пожал следователю руку и вышел из кабинета.
Утром следующего дня, едва Дима переступил порог отдела, его окликнул дежурный.
– Позвони срочно вчерашнему следователю, он очень просил.
– Мужика по «сотке» задержали?
– Да, ночью увезли в ИВС.
Дима открыл дверь, нашел телефон следователя и набрал номер.
– Алло, привет, это Дима.
– Ага, здорово! Ну, ты молодец! Что ты ему наговорил?
– А что случилось?
– Он признался! Представляешь, полностью признался! В присутствии адвоката. Дал весь расклад на протокол, мало того, попросил бумагу, чтобы накатать собственноручно чистосердечное признание. Сказал, куда скинул топор. В канализационный люк рядом с подъездом! Сегодня поедем и изымем. Ну, ты мастер! Такого ухаря колонул! Скажи честно, неужели ни разу не приложился?
– Нет, я не умею.
– Чем же ты его разговорил?
– Да не знаю, так, за жизнь поговорили, за душу, за Бога. Он, наверное, осознал.
– Ну, ладно, осознал так осознал. Давай, Дим. Найдем топор, мужик наш, даже если потом пойдет в отказ.
– Помощь нужна?
– Да, если можно, машинку раздобудь. От прокуратуры далековато добираться.
– Сделаю.
– Давай часикам к двум.
– Хорошо.
Дима положил трубку и подошел к окошку своего маленького кабинета. Получив порцию холодного осеннего ветра, дующего через треснувшее стекло, он поежился и вернулся за стол.
В зале небольшой, но довольно комфортной рюмочной сидело всего двое. Заведение открылось недавно, местная шатия-братия еще не успела пронюхать о его существовании и поэтому не портила его внешний вид своим. По окнам барабанил холодный дождь, здесь же было довольно жарко.
Один из собеседников кивнул на темно-коричневую бутылку коньяка:
– Давай, Дим, не томи.
Дима поправил очки и раскупорил «Лезгинку».
– Здесь натуральный коньяк, думаю, живы будем.
Он разлил огненный напиток по двум взятым у девушки за стойкой высоким стаканам.
– За что?
Дима наморщил лоб:
– Не знаю. Давай так.
– Правильно. Я тоже не люблю ненужных слов.
Оба выпили, закусив купленными бутербродами с прозрачными пластинками сервелата.
– Представляешь, у нас до чего дошло?! – Димин собеседник достал сигарету. – Стали гра – бить прямо в дежурной части.
– Как так?
– Очень просто. Посадили троих в камеру, одного как следует не обыскали. А у него «перо». Он его в камере достал, с двоих крутки поснимал, да на себя надел, а когда протокол на него за пьянку нарисовали, вышел из отдела и свалил на все четыре аж в трех куртках.
– А эти двое?
– А что эти двое? Дежурный камеру открыл, а они сидят» слезы утирают. Говорят, жены не поверят, все усы повыдергают за кожаные куртки, скажут, что пропили. Мужичка мы, конечно, нашли, но куртки он уже успел толкнуть.
– Да, сейчас холодно без куртки.
– Интересно, как твой клиент отреагирует на то, что его в пятый раз кинули?
– Меня не волнует его реакция. Он убийца. И я от всей души желаю, чтобы его поставили к стенке.
– Да, в той ситуации вполне можно было обойтись без крови. Он говорит, что поддался на всеобщие настроения.
– Чушь какая. В любой гнилухе человек может оставаться человеком. Может и должен.
– Не исключено, что он устроит какофонию. Когда поймет, что его опять провели.
– Пускай устраивает, что хочет. Мне плевать. Я сделаю морду ящиком и буду утверждать, что ничего не знаю. Он твердил мне то же самое целых восемь часов. И никто ничего не докажет.
– Топор, кстати, нашли?
– Да, так и лежал в люке.
– Значит, не отвертится.
Дима налил еще коньяку.
– Давай.
Оба сделали «дубль два».
– Да, нормальный коньячок. Слушай, Дим, может, мне пары действуют на кору головного мозга, может, еще что. Начинаю в душу лезть. Получается, ты извини, так получается, что последняя инстанция – не суд и даже не Верховный Суд, а ты. Ты понимаешь меня? Ты главный, верховный судья, потому что остальное – всего лишь формальная сторона вопроса. Ты суть. Приговор выносишь ты. И ты признаешь человека виновным. Тебе не страшно? Я имею в виду, тебя не пугает такая миссия? Как человека?
– Да, мне страшно. Иногда. – Дима опустил глаза на пустой стакан. – Но ты затеваешь неразрешимый спор, в котором никогда не будет правых. Что касается происшедшего, то я вынужден был использовать то, что имел. То, что не дает мне закон, я должен находить сам. Это не моя вина. И перед самим собой я чист.
– А перед ним? – собеседник ткнул пальцем вверх.
– А я не верю в него.
– Или не хочешь верить?
– Отвали. Давай лучше еще дернем. Как у вас в районе с раскрываемостью?
– Средне. Что, впрочем, является оптимальным вариантом.
– Глупо, согласись? Чье-то горе, чьи-то слезы, чью-то изломанную судьбу, чью-то потерянную жизнь мы мерим паскудными цифрами, величиной которых хотим убедить людей в своем могуществе и силе давно не существующего закона.
– Тебя тоже тянет на послеконьячную полемику?
– Меня никуда не тянет.
Дима разлил остатки коньяка. Голова отяжелела, и ему захотелось вырваться из жаркой рюмочной на осенний, холодный воздух.
– Давай по последней и разлетаемся. Мне завтра рано вставать, я хочу лечь пораньше.
Димин собеседник поднял с пола черный сейф-«дипломат» и положил на колени.
– Твое здоровье, старик.
– Твое, адвокат Нежинский. Хорошая у тебя фамилия, ласковая.
Дима залпом допил коньяк и поднялся из-за стола.
– Погоди, вот еще что. На всякий случай, – произнес собеседник в плаще. – Как ты отшил настоящего адвоката? Может, я перейму полезный опыт.
– Ничего особенного. Позвонил в консультацию, извинился от имени следователя и сказал, что надобность в адвокате отпала. Они только обрадовались. Меньше неоплачиваемых хлопот. Потом позвонил тебе. Следователь новый, наших адвокатов в лицо еще не знает.
– Понятно. Кстати, теперь твоя очередь быть адвокатом. Так что в ближайшем будущем жди от меня звонка.
– Конечно. Я тоже, пожалуй, сумею уговорить клиента написать чистосердечное признание, убедив его, что это единственный выход.
– Ну, тогда до встречи.
Опера подмигнули барменше, постояли немного под козырьком рюмочной, переждав последние капли дождя, и, пожав руки, разъехались в разные стороны.