— Файлер сказала мне, что ты хочешь уйти искать своих друзей. Я не осуждаю твое желание, однако… Поверь, лучше останься с нами. Мы поищем их вместе, в ближайшее время. В этих местах очень небезопасно, особенно одной маленькой птичке, вроде тебя, и мне бы не хотелось, чтобы ты попала в беду снова… Сейчас на счету каждая жизнь, понимаешь? — он серьезно убеждал меня остаться: в его тоне скользила предупредительная интонация, но мне было не совсем понятно, что он имел ввиду.
— Каждая жизнь? Небезопасно? Что ты имеешь ввиду? — хотелось напрямую выбить хоть какую-то информацию, которая могла бы помочь в будущем.
— Потом поймёшь, со временем, птенчик, — он вдруг добродушно погладил меня по голове, вызывая очередной всполох смущения под ребрами, и сменил тему, — любишь выживание, а? Я раньше увлекался этим, ходил в одиночку по диким местам, жарил на костре лягушек и делал блинчики из заболони.
— Я… Ела улиток… Разжигала огонь с помощью батарейки и фольги и делала… из растений лекарства, — неловко потираю шею, отвечая. Кажется, он очень доволен услышанным, широко улыбается и сверкает глазами, невольно вновь притягивая взгляд.
— Твой глаз… Ты им видишь, Брай? — скелет пару раз махнул рукой перед моим лицом. Я кивнула:
— Особенно хорошо – ночью. Как встроенный прибор ночного видения, — улыбаюсь, отмечая, как он вновь склонился поближе, смотря в мой особый зрачок своим гетерохромным глазом, — хотя внешне он странный, — добавляю, погрустнев на миг, вспоминая боль издевательств юности, которую пришлось пережить из-за своего смешанного происхождения и внешнего вида. Когда-то я даже носила повязку на глаз, чтобы скрыть свою черту, казавшуюся мне досадным изъяном.
— Красивый, глупая, — усмехнулся монстр, но тут же немного потупил взгляд, а на скулах проступил едва заметный голубоватый румянец, приятно сочетающийся с цветом его глаз, — как себя чувствуешь? Выглядишь устало, — он переменил тему, снова пристально всматриваясь в меня.
Скелет скрестил на груди руки, чуть склоняя голову, отчего казалось, что его двухцветный зрачок был больше по размеру, чем второй – чисто красный. Хотя, при более внимательном осмотре, я заметила, что это действительно так, но выглядело на удивление гармонично, словно так и было задумано природой. Заметив, что я залипла, рассматривая его, Даст расплылся в блаженной улыбке и щёлкнул меня пальцем по носу, снова скрестив затем руки.
— Мелочь, ты чего?
— А, прости… — я запоздало спохватилась, вновь смущаясь, — слабость есть, но это ерунда. Я обычно быстро выздоравливаю…
— Лучше ложись отдыхать, Брай. Температура опять может подняться, особенно перед ночью, как обычно это бывает. Завтра ещё поговорим, — скелет встал с кровати, освобождая мне место, а сам отошёл к стоявшему рядом старому креслу, заваливаясь на него боком, и свешивая с подлокотника ноги. Я забралась под одеяло, не раздеваясь. Все это время приходилось ходить босой, поскольку мои кроссовки, судя по всему, канули в лету. Вместо них красовались бинты с небольшими пятнами крови. Но сейчас, меня это не волновало. Хотя возможно уже завтра этим вопросом стоит озаботиться, если я хочу поскорее найти ребят.
Глядя на расслабленную фигуру Даста, лежавшего не в совсем удобной позе, в голове зародилось колючее сомнение…
— Где вы спите? — мной был пойман его вопросительный взгляд, — здесь только одна кровать.
— Файлер на чердаке спит, там есть удобное место, что-то вроде раскладушки.
— А ты? — не получив полного ответа, я решила дожать волновавшую меня тему.
— Ну… Я спал на кровати до сегодняшнего дня. Не беспокойся, птенчик, скелет может и в шкафу поспать, — он усмехнулся неудачному каламбуру, подмигивая мне со своего уголка. Мое чувство вины вспыхнуло с новой силой, выжигая дыру изнутри. Это было слишком…
— Даст, сейчас… Выбирать не приходится… Ложись, я подвинусь. Поверь, завтра все будет болеть, — я серьезно нахмурилась, полностью отдавая себе отчёт в том, что именно говорю. Но я не могла поступить никак иначе. Монстр не заслуживает такого неудобного места; лучше бы я сама легла на полу, но чувствую, что скелет этого не позволит… Кроме того, места действительно было много, сейчас на руку играл мой маленький рост и худощавое телосложение. В подтверждение своим словам, я отодвинулась к стенке так далеко, как только могла, показывая, что не приму возражений, попутно заталкивая щекочущее в затылке чувство волнения куда подальше.
— Что ж, ладно, Брай… Что касается “поспать”, то тут я всегда за, малыш, — Даст усмехнулся и телепортировался с кресла прямо ко мне, вызвав непроизвольный громкий вздох от неожиданности.
— Хах, что? Твой бойфренд так не умеет? — скелет хитро блеснул глазами и улёгся на спину, заняв собой большую часть постели. Благо, лежал поверх одеяла.
— Чего? Нет у меня… Никого, — я скривилась от слова “бойфренд” – оно меня почему-то всегда раздражало, а из его уст прозвучало просто ужасно.
— Извини, птенчик. Давай спи. Если станет плохо, разбудишь, — монстр сладко зевнул и закрыл глаза.
Я устало вздохнула, отмечая, что мысли опять вернулись к друзьям, возобновляя тягучее чувство тревоги, от которого сердце словно начинает болеть и биться реже, но при этом мощнее, отдаваясь в висках неприятным чувством. Страх неизвестности бередил душу, и ни на один вопрос не получалось найти логичного ответа… Кажется, Даст прав, и мне действительно стоит поспать…
Я не заметила, как уснула и когда, но посреди ночи меня начало окатывать волнами болезненных мурашек. Каждый волосок на теле будто бы стоял дыбом, причиняя противную боль тысяч нервных окончаний под кожей, от чего все мышцы периодически сводило продолжительными судорогами дрожи. Словно в кожу вогнали тысячи рыболовных крючков и теперь оттягивали их в сторону. Все горело, но при этом было мучительно холодно, стучали друг об друга зубы, и сквозь липкую дремоту мне чудился ночной ливень, застилающий нос и рот, мешающий дышать и бесконечно леденя тело до ломоты в костях.
Мерцавшие в глазах эфемерные зарницы несуществующих молний порождали воспоминания далёкого прошлого, когда на даче у родителей в жуткую грозу мне пришлось покинуть старый деревянный дом, избегая очередного пьяного скандала. Тогда дождь смывал с разбитого носа кровь, унося ее мелкими ручьями сквозь глинистый песок просёлочной дороги. Смешивал с грязью мою боль… Безжалостная в своем равнодушии стихия вторила моим слезам, размывая дорогу назад… От этого стали горько душить слезы, сдавливая и без того больное горло. Холодно… Как же холодно…
Снова виделась страшная ночь, пожирающая мой истошный крик, высасывающая волю к жизни. И потерянные друзья, на залитых кровью развалинах родного города…
— Брай! — в эхе ужасного звона в ушах удалось вычленить собственное имя, потянуться к нему забитой травинкой, жаждущей солнечного света и ощутить вполне реальное тепло, к которому незамедлительно хотелось прижаться.
— Птенчик, проснись, — меня кто-то тормошил, прогоняя страшные образы прошлого, оставившего на сонных глазах и разгоряченной коже дорожки казавшихся холодными слез. Я шла на этот зов, с усилием разлепляя глаза, чувствуя гудящую головную боль и новую, скручивающую все тело волну мурашек и дрожания.
Передо мной совсем близко мерцали глаза, светясь маяками в почти полной темноте, окрашенной слабым туманом предрассветного часа, мерцая красно-голубым цветом. Я не сразу смогла отделить сон от реальности, а потому оттолкнула от себя этот образ, испугавшись, но тут же ощущая успокаивающий голос и чужую холодную руку на лбу.
— Ну-ну, птенчик, тихо. У тебя температура высокая. Проснулась? — лицо Даста приняло наконец реальные черты, полностью заменяя собой причудливые узоры кошмаров, и я слабо кивнула, чувствуя во всем теле болезненную ломоту, — давай ка выпьем вот это, — к моим губам поднесли что-то в бутылке, и я с жадностью прильнула к ней, чуть привставая, унимая жгучую жажду. Это было что-то до жуткого горькое, но я узнала привкус травы, отмечая, что это должно быть отвар ивовых ветвей, а потому пила как можно больше.