— Вот и умница. Скоро станет легче, — я разглядела его удовлетворенную улыбку, и слабо улыбнулась в ответ, вновь ложась и натягивая одеяло до подбородка.
Монстр еще немного понаблюдал за мной, а затем встал и вышел куда-то на улицу, не сказав ни слова. Но мне и не хотелось сейчас ни о чем говорить… Сон больше не шел, и я просто прислушивалась к ощущениям постепенно уходящего жара, радуясь, что нехитрый способ помог достаточно легко. А вместе с облегчением приходил и стыд, от осознания того, какой я была обузой для них, и какую слабость позволила увидеть, чего очень не любила и никогда себе не позволяла. Словно теперь на моей груди нарисовали мишень, ярко видимую издалека.
Хотелось уйти, оставить все как есть, наплевать на собственную уязвимость и слабость и отыскать потерянных друзей. Я не видела их так недолго, но уже успела начать тосковать. Душа, словно с открытой раной, пульсировала болезненно, всячески выказывая, как сильно тоскует. Я скучала не только по этим двум монстрам. Тоска по привычному миру застилала глаза пеленой слез. Вспомнились посиделки в кофейне с Чесс… Чашка какао дома у окна, в часы золотого заката… Весенние проделки ручейков, весело звеневших на склонах асфальтных дорог… Слабый, но целеустремленный пух одуванчиков, летящих к новым неизведанным местам в начале июня… Майский гром и цветные зонтики… Рыбки в аквариуме магазина… Веселый и добродушный продавец-старичок, пускающий забавные, безобидные шутки… Смех детей на детской площадке…
Я очень давно так горько не плакала…
Комментарий к Боль прошлого
Сама че-то всплакнула, когда писала последний абзац…
========== Афтершок ==========
Через пару дней постельного режима, на котором новые знакомые настаивали едва ли не силой, я все же встала на ноги и даже обрела более-менее приличный голос. Долго позволять себе отлеживаться было неприемлемо, особенно в сложившейся ситуации. Время было не на моей стороне, но все же ребята действительно проявили участие, каждый день отправляясь на поиски моих друзей, пока я взяла на себя ответственность ведения скромного хозяйства в нашей хижине. Наличие у меня обсессивно-компульсивного расстройства подразумевало постоянное желание навести в ней порядок, пока одновременно с этим такой же порядок наводился в душе, унимая дребезжание натянутых, словно струны, нервов.
Этим же я занималась и сейчас, бесцельно перекладывая на столе малочисленную посуду, подметая старым, видавшим виды, веником темные доски пола, протирая пыль куском старой ветоши на единственном подоконнике, где стекла окна заменял плотный полиэтилен, через который едва ли что-то можно было различить кроме неясных цветных пятен улицы. Складывая вещи и одежду ровными стопочками, я прислушивалась к себе, ловя тревожное тянущее чувство, не покидавшее меня все то время, что я здесь. От нервного напряжения по утрам сильно дрожали руки, мешая нормально работать: иногда из них всё валилось.
Даст не возвращался ещё с прошлого вечера, сказав, что поищет монстров на “дальних кордонах”, а Файлер ушла рано утром, сказав, что побродит по берегу озера, ища их следы. Я хотела пойти вместе с ней, но девушка упрямо настояла на том, что мне стоит побыть дома хотя бы ещё один день. Спорить было бесполезно… Но меня не покидало отчего-то плохое предчувствие, нависнув над сердцем грозовой тучей ледяного беспокойства.
Закончив с уборкой и поняв, что это мне не сильно помогло, я решила походить возле дома и подышать свежим утренним воздухом, наивно надеясь на то, что это хоть немного уймет противно зудящее чувство. Натянув на подзажившие ноги старые трекинговые ботинки, которые нашлись в хижине Файлер специально для меня и, предупредительно прихватив с собой рюкзак и кинжал, с которыми теперь было боязно расставаться, я вышла на залитую солнцем тропинку у хижины, с удовольствием кутаясь в толстовку, не потерявшую своего странного, немного горького табачного запаха. Над головой привычно мерцала колкая корона Авроры, предупредительно вытягивая и втягивая обратно свои причудливые острые пики зеленоватого света.
Я поежилась, наблюдая за этим загадочным танцем и опустила взгляд на покачивающиеся от ветра уцелевшие столбы старых сосен. Здесь было красиво, а до землетрясения наверняка еще прекраснее: сейчас вид портили появившиеся повсюду буреломы из вековых стволов, перемешанных с колкими лапами кустов и более мелких широколиственных деревьев, вроде ольхи, ивняка и молодых берез.
В негустом подлеске здесь было просторнее, чем в чаще, обступавшей озеро: тут и там мелькали яркие огоньки лесного разнотравья, характерного для мест у границы с полем. В лучах солнца приятно играли точечные лавандовые блики цветущего вереска, а ветер откуда-то издалека доносил лимонный, тонкий аромат багульника. Надо будет потом, при случае, набрать разных трав и засушить их впрок, на случай болезни или травмы. Кто знает, возможно лекарства больше вообще не удастся достать и стоит озаботиться хотя бы отдаленно подходящей альтернативой. Было бы неплохо найти крапиву, поскольку ее вообще можно было много где использовать: как настой, для остановки внутреннего кровотечения, так и в пищу, сварив из нее прекрасный, полнящийся витаминами, сладковатый суп.
Я медленно шла по тропинке, автоматически отмечая, что солнце светило четко в лицо, запоминая таким образом направление. Под ногами приятно шуршала мягкая хвоя и многочисленные веточки. Где-то вскрикнул коротко ястреб, а на плечо села красивая бабочка. Я остановилась, рассматривая узор ее крылышек, витиеватыми черными линиями испещрявшему оранжевые пятна крошечных чешуек пыли на них. Усики оканчивались крошечными булавками, потешно покачиваясь от легкого дуновения ветра. Хоботок спиралькой развернулся, пробуя мою одежду на вкус, но не найдя ничего сладкого, насекомое невесомо взмахнуло крыльями, приятным шуршанием исчезая в ближайшем кусте дикого терновника.
Я взглянула на эти заросли, замечая в них синеву спелых ягод, словно манящих к себе россыпью голубой и почти черной тени, спрятанной под сочными листьями, скрывавшими острые длинные шипы узловатых веток. Тело само шагнуло к ним, а руки потянулись к крупным ягодам, успевшим уже набрать в себя сладкое тепло летнего солнца, и пережив ужасные события вопреки всему, упрямо протягивая колючие, плодоносящие ветви к небу.
Ягоды приятно орошали немного пересохший язык, даря удивительную сладость вкупе с вяжущим чувством после. Такой сладкий тёрн я ела только на юге, когда еще в колледже мы все ездили в экспедицию, и тогда же удалось много нового узнать о разных растениях и даже собрать неплохой гербарий из тех видов, что не росли у нас. Порадовало их большое количество, и не смотря на то, что я изрядно исколола пальцы, удалось не только хорошенько наесться, но и собрать много ягод в пакет, который все еще был в рюкзаке.
Не так уж значительно, но зато угощу своих новых приятелей, которые возможно не знали, что терновник не только вкусный, но еще и очень полезный.
Убрав урожай и застегнув молнию на рюкзаке, я пошла по тропе вниз: кажется она действительно спускалась к чаше лесного озера. Насколько далеко — неизвестно, я не спрашивала об этом ни у Фай, ни у Даста — все равно бы не ответили, решив, что я могу удрать. Но не мне их судить… Возможно ими руководил страх остаться одним? Не исключаю такого расклада событий, потому что… я тоже этого очень боялась… Буквально до оцепенения, стоило только подумать об этом и представить.
В стороне от тропы я заметила знакомый нежно-салатовый цвет листочков в самом нижнем ярусе растительности и подошла к этим пятнышкам, привлеченная знакомым видом растения.
Это была кислица, любимая мной с раннего детства, когда еще в семье иногда проскальзывала адекватность, и мы, вместе с матерью и отцом, гуляли по лесу, собирая ягоды и грибы. Я часто любила искать приятные широкие лепестки нежного растения и с наслаждением жевать их, получая удовольствие от их кислого, но при этом очень нежного вкуса. Присев на корточки к крохотным стебелькам, я нарвала ее побольше, и разом отправила в рот, медленно разжевывая, вспоминая очарование момента прошлого. Словно на секунду возвращаешься в счастливое воспоминание, которых у меня было не так уж и много. Тем ценнее они были сейчас…