— Отпусти ее, сволочь! — сзади послышался голос Кросса. Черт, они всё же заметили…
— Уходи… Кро…сс..— прохрипела я, в слабой попытке повернуть голову.
— Хао-хао-хао, — жуткий смех громогласно разорвал ночь, — слышал, косточка? Ты пока иди, а я немного развлекусь перед ужином-м-м, — монстр чудовищно мерзко разговаривал. Каждое его рычащее слово кололо душу сотнями игл паники, выдавливая слезы и скручивая от страха кишки.
Неожиданно, что-то ощутимо толкнуло монстра, и он откинул меня в сторону, болезненно взвизгнув и тут же поднимаясь. Упав на землю, я, наконец, смогла разглядеть, как Кросс и Киллер, держа в руках по заострённой длинной кости, решительно напали на чудовище, оттесняя его от меня, но эта гиена была не так проста, как кажется…
Он припадал на передние лапы, оставляя уязвимое брюхо скрытым для атаки, и использовал свои огромные челюсти с пугающей силой и точностью. Звук их клацания звоном разносился по ночному лесоповалу.
Когда его зубы сомкнулись на руке Киллера, ломая чужие кости с характерным треском и отбрасывая монстра в сторону, тот упал и больше не поднялся, а из меня вырвался душераздирающий крик. Кросс ещё немного давал отпор этой твари, но гиена толкнула его всем весом, опрокидывая на землю и смыкая челюсти на чужом оружии, вырывая его из рук Кросса и ломая пополам словно спичку.
Подняв над землёй моего друга, чудовище с силой всадило осколок кости в то место, где у Кросса была душа, отбросив его затем как тряпичную куклу на обломки деревьев.
Я рыдала, корчась на земле, физически чувствуя, как в груди больно рвалась на части собственная жизненная энергия, стараясь не смотреть, как прыгучей походкой ко мне неспешно подходит этот ублюдок, облизываясь во мраке и тараща сумасшедшие глаза. Меня подняли с земли, как хворостину, нагло проходясь отвратительными лапами по телу, которое не слушалось и было готово вот-вот рухнуть обратно. Ухо опаляло звериное дыхание, а чужое горячее тело, мерзко вибрировало от утробного рычания и хохота, характерного для гиены. И когда чудовище развернуло меня к себе спиной, забираясь лапами под одежду и силой раздвигая коленом ноги, мне было уже все равно, лишь с отвращением и болью метались мысли, а душа неверяще сжалась, до ощутимого, почти слышимого треска, готовясь рассыпаться на тысячи осколков… Мне казалось, что теперь я потеряла всё…
Одежду беспардонно стягивали, разорвав толстовку в лоскуты. Джинсы приспустили грубые лапы, царапая бедра огромными кривыми когтями, неспешно переходя на их внутреннюю сторону.
— Сейчас мы немного поигр-р-раем, а потом я, наконец, пожр-р-ру, — мерзко рыкнул в ухо монстр, пересчитывая пальцами мои ребра.
Меня душило отчаяние и желание поскорее умереть и ничего больше не чувствовать. От слез я не видела окружение, картинка слилась в сплошное неровное пятно, в ушах глухо стучало сердце, до звона в голове и звёздочек в глазах. А боль души уже начала заглушать собой физическую, затмевая глаза темнотой, как виньеткой, медленно, но верно, отнимая последнюю тягу к жизни. Сквозь рыдания, я лишь успела прошептать имя монстра, которого так и не успела увидеть перед гибелью ещё раз, прежде, чем чужое тело вдруг замерло позади, а затем упало на сухую почву с противным хлюпающим звуком разорвавшегося на части мяса…
Когда меня перестало что-либо держать, я просто свалилась на сухую землю, заливаясь слезами боли, почти заходясь в истерике, от которой перехватывало дыхание до потемнения в глазах. Холод ночи яростно жёг оголенное почти полностью тело, смешиваясь с моей собственной горячей кровью, которая жгучими каплями впитывалась в землю. Боль от потери друзей, которые, как мне казалось, были совершенно жестоко убиты ни за что, разливалась по душе неописуемым волнами, от которых сводило все кости, даря чувство настоящей, собственной предсмертной агонии. Я каждой клеточкой тела отчаянно хотела умереть прямо здесь и сейчас, не взирая ни на что и ни на кого…
Моя нервная система сломалась окончательно, раскололась на мирриады осколков, лопнула звоном перетертых струн… Этот звук заслонил собой всё, вытягивая последние связующие с реальностью нити, а мелькнувший передо мной силуэт со знакомыми гетерохромными глазами показался мне подарком уплывающего сознания, которое уже не могло удержаться в реальности… И я искренне успела понадеяться, что действительно умираю и больше не придется видеть этот слившийся в один нескончаемый, повторяющийся раз за разом персональный ад, провалившись в ледяное темное спокойствие, в котором не чувствуется повисший в воздухе тягучий запах крови, с привкусом железа на языке…
Вопреки моим надеждам в темноте меня преследовали образы первобытного кошмара, загоняя на этот раз в угол и терзая тело острыми как бритва зубами, отвратительно скользя по коже, вспарывая ее когтями как сатиновую тюль… И каждый клочок подсознания молил закончить это бесконечное мучение, просил друзей вернуться из темноты… Звал Даста, чьи глаза иногда вспыхивали где-то совсем рядом, отгоняя ненадолго леденящий кровь ужас, который затем вновь возвращался, не давая покоя…
Наверное, именно так и сходят с ума…
На очередном витке кошмара, я не сразу поняла, что собственный голос звучит вполне реально, моля о пощаде, прося помощи, повторяя имя монстра с гетерохромными глазами, чью смерть мое воображение начало рисовать в красках, сжигая последние всполохи надежды. Мне мерещилось, что погибли абсолютно все, оставив этот мир догорать в собственном прахе, без возможности на зарождение новой жизни… Не давая второго шанса на искупление… Сминая надежду, как ненужный кусок бумаги… Как же больно…
— Даст, — сквозь удушье собственных эмоций с трудом тяну имя, призывно и умоляюще, чувствуя кожей, как всё горит. Внутри? Да, и снаружи тоже. Пусть он будет жив, пожалуйста. Хоть кто-то должен жить…
— Брай, я здесь… — слышу мужской уверенный голос, совсем рядом. Кажется, потянись — и коснешься. Совсем по-настоящему…
— Не умирай, — начинаю плакать, всё ещё не зная, где сон, а где реальность.
— Глупый мой птенчик, я рядом, — ощущаю касание на коже, отозвавшееся электрическим разрядом по всему телу, возрождая волну ужаса и память о рычащем чудовище, из-за чего резко распахиваю глаза и почти истерично отстраняюсь от вполне реального мужчины, смотревшего на меня огоньками волшебных глаз, в которых плясало уверенное беспокойство, перемешанное с болью. Горло перехватывает спазмом страха, спирая дыхание, и я не сразу понимаю, где нахожусь. В голове билось замешательство, словно ты попал в другую реальность, но разлитая в ногах и ребрах боль при движении, подсказала, что я всё-таки действительно жива, как и Даст, сидевший рядом, замерев, словно боялся спугнуть дикую птицу.
Я была в каком-то наполовину открытом амбаре, наполненном упругой, немного колкой соломой, накрытой старой, но чистой мешковиной. Моё тело завернуто в мягкое одеяло, судя по ощущениям, я переодета и перетянута бинтами, где только можно. Грудь испуганно вздымалась и опускалась. Хотелось получить ответы, но я не могла озвучить ни одного вопроса, глупо дрожа перед знакомым монстром.
— Легче, птенчик… Это я, Даст… Припоминаешь мои кости? — он медленно растягивал слова, своим спокойным тоном наполняя тишину помещения и властной аурой выдавливая из меня затмевающий здравый смысл ужас.
— Даст… Мои друзья… Их… Убили, — мой голос зазвенел, словно разбитый, силясь сдержать рыдания и превращая последнее слово в рваный выдох.
— Никто не умер, Брай… — сказал он строгим тоном, вновь мерцая глазами ярче, словно подчиняя и заставляя слушать, — не считая ту скотину… Правда он не совсем умер… Его убил я… — он чуть склонил голову и странно улыбнулся, продолжая свое незримое воздействие. Я была уверена, что он буквально заполнил всё собой. Моя душа отзывалась на это странной щекоткой, будто ее кто-то звал, а она отвечала.
— Киллер и… Кросс? — прошептала я, не веря услышанному.
— Ну, от перелома руки никто не умирал, Киллер просто приложился черепом и отключился. А чёрно-белому сопляку лишь поцарапало душу… А вот твоя, — он медленно ткнул меня пальцем, мягко надавливая немного пониже ключиц, — чуть не разбилась… Откуда такое желание смерти, птенчик?