— Кросс… Ушел. Из-за меня, Даст… Я виновата… — смогла, наконец выдавить из себя тихо, глотая слезы, из-за чего в горле встал тугой болезненный ком, мешавший нормально говорить и дышать.
Монстр, до того терпеливо ждавший моих объяснений, мягко взял меня за плечи и притянул к себе, не встречая сопротивления, зарываясь одной ладонью в волосы и целуя макушку.
— Брай, он сказал мне, так что я знаю, — я хотела отстраниться, чтобы посмотреть на мужчину, но он не отпустил меня, сильнее надавливая на лопатки, а душу окуная в свою магию, отчего слабость прошлась по телу, вынуждая продолжить слушать его, прижимаясь ухом к чужой грудине, — Кросс сказал, что вернется, если ты позовешь.
— О чем ты, Даст? — я непонимающе нахмурилась, слыша как под его холодной от мороси одеждой гудит душа, попадавшая с моей в одну тональность. Это даже отвлекло меня, поскольку от такого звука все мое тело словно резонировало в ответ… Наши души звучали в унисон… Это отозвалось во мне каким-то мелким дрожанием с примесью всходящего ростка радости: чувством, которое испытываешь, когда поёшь и попадаешь в ноты. Как… удивительно…
— Я не успел тебе рассказать этого, птенчик, — он выпустил меня из объятий, и я даже не сразу отстранилась, зачарованная звоном чужой жизненной энергии, — помнишь, ты спросила меня, почему чувствуешь мою магию на себе?
— Конечно, — тогда в поле ему не дала договорить Фай, и этот вопрос все еще мучил меня.
— Магия монстров это нечто вроде групп крови у людей, если сравнивать с тем, что было бы тебе понятно. И когда она совпадает — мы чувствуем друг друга… Можем оказывать влияние… Помогать… Слышать и… звать… — его голос лился привычно тягуче, тише, чем всегда, отчего хрипотца тембра была слышна сильнее, а глаза неотрывно следили за реакцией, цепко удерживая на себе мой взгляд.
— Я… не понимаю, что это означает? — вытираю ладонью дорожки слез и накопившиеся на ресницах прохладные капельки слабого дождя.
— Когда такое случается, монстры образуют пару, птенчик. И Кросс понял, что твоя душа его не слышит… Его уход — не удивителен, знаешь… Я бы на его месте поступил бы так же, — Даст немного склонил голову и мягко улыбнулся, — с ним все будет хорошо, не переживай… Поверь моим ленивым костям, — мужчина моргнул, напуская на мою душу новую волну умиротворяющей магии.
Я молча кивнула монстру, шмыгая замерзшим носом и действительно успокаиваясь. В конце-концов, если подумать, смогла бы я сама быть рядом с тем, кого люблю, если бы он не отвечал взаимностью? Словно между нами была бы глухая, непреодолимая, но прозрачная стена. Ты видишь, но коснуться не можешь и не имеешь права. Никогда… Это невыносимо… Нет, я бы тоже так не смогла. Это сломало бы мой стержень, но уже без возможности исцеления. Теперь его поступок выглядел… Правильным? Я лишь надеюсь, что с ним действительно все будет в порядке.
И снова подняв на Даста глаза, я будто заново услышала его слова. “Образуют пару”… От этих слов в груди что-то неуместно радостно ёкнуло, замерев притаившейся птицей. Ладони похолодели еще сильнее: я вдруг занервничала словно подросток, чувствуя за свои эмоции стыд.
— Иди еще поспи, Брай, ты ведь не выспалась, я вижу. Можешь пойти в мою палатку, чтобы не будить Файлер, — Даст встал, поднимая меня за собой, держа за ладони. Его руки казались горячими на фоне моих, и монстр хмуро опустил взгляд на озябшие пальцы, — уже замерзла, — скелет поднес наши сцепленные руки к зубам и выдохнул на них своим горячим дыханием, растирая затем немного шершавыми фалангами, чтобы отогреть. От этих простых действий у меня подкашивались ноги. Стоя так близко к нему, я чувствовала чужой запах чуть сладковатого дыхания и пыльной одежды с табачными нотками. Голова начинала кружиться, и я вытянула руки из сильных пальцев, пряча их в карманы штанов.
— Спасибо, — неловко пробубнила монстру и под его добродушную улыбку поспешила уйти досыпать.
Уже подойдя к палаткам, я неловко потопталась на месте, оценивая предложение отдыхать не у себя… Но когда холодный ветер хлестанул меня по лицу, приводя в чувство, я больше не мялась и юркнула в убежище Даста. Здесь было точно так же, как и у нас с Файлер, за исключением пары валявшихся здесь вещей и запаха, от которого снова закружилась голова.
Злясь на то, как медленно схожу с ума, я поторопилась забраться под старый плед, лежавший на прикрытой соломе, и закуталась в него с головой, унимая дрожь холода, и постепенно окутываемая накатившей дремотой, сжимая в руках букет из мятлика. Лучше ни о чем не думать больше…
Когда я снова проснулась было уже совсем светло и тихо. Нельзя было сказать, который час: из-за усилившегося дождя, мерно шумевшему по сводам палаток, и серости неба, освещение было равномерным и чуть приглушенным, размывая границы времени суток. Я сонно потянулась и выбралась из под пледа, отмечая, что хорошо отдохнула и хочу есть.
Высунув голову из вигвама, я осмотрелась: кое-где уже набрались маленькие лужи, на листьях блестела свежая влага, делая все цвета темнее на пол тона, а воздух полнился свежестью, такой желанной после жарких дней. Впервые дождь приносил так много удовольствия, унося и смывая собой остатки былых страхов и страшных воспоминаний. Загораживая собой последнее напоминание разрушенного мира, которое все это время светило над головой и день, и ночь, будоража и держа все нервы на пределе готовности, растянув их готовящимися лопнуть струнами.
Я с наслаждением подставила лицо струям воды, вставая под дождем во весь рост и полной грудью набирая холодный воздух глубоко в легкие, задерживая его в них подольше и медленно выдыхая. Какое блаженство… Этот землистый запах, который можно почувствовать только летом, когда деревья, покрытые каплями небесной благодати, впитывают собой дождь, даря окружению свой аромат. Запах ивы, мокрого тополя, покрытой лужами земли и грязи. Петрикор… Одно слово, описывающее весь спектр этих впечатлений.
Вспомнились былые времена, когда я часами могла сидеть у окон дома, наблюдая, как стеклянные капли стекают на деревянную раму, отражая в себе огни улицы. В форточку залетал запах сырых каменных стен и рябины, росшей напротив. Шуршали лужи, от проезжавших по ним автомобилей. Люди открывали зонты, яркими пятнами взрывая всеобщую серость улицы. Вывески, ярко мерцали, как проблесковые маячки, а из лавки приятно тянуло свежей выпечкой…
Отгоняя ностальгию, я вздыхаю еще разок и иду к маячившим на крыльце дома силуэтам друзей, которые о чем-то тихо переговаривались, прячась от дождя. Сегодня на улице долго не погуляешь…
— О, Брай проснулась, — радостно улыбалась Файлер, погладив меня по плечу, когда я подошла к ним, — выспалась?
— Ага-а, — тяну я, широко зевая и прикрывая ладонью рот. От этого в уголках глаз проступили слезинки.
— Завтрак подан, я успела его сделать до того, как пошел этот ливень. Между прочим, Даст нашел яйца, так что сегодня настоящая яичница, — девушка протянула мне тарелку с аппетитно пахнущей едой, от вида которой живот радостно заурчал. Не помню уже, как давно не ела яичницы. Взяла тарелку и изумленно смотрю на сидевшего в плетеном кресле Даста, закинувшего ногу на ногу, а рукой подпиравшего подбородок. В его глазах снова плясали искры. Киллер стоял рядом, облокотившись спиной о перила и мрачно дожевывал завтрак. Он был огорчен… Из-за Кросса… Душу кольнуло чувство вины, и я расстроенно поджала губы.
— Спасибо… — беру вилку из рук подруги и усаживаюсь на пластмассовый стул напротив ребят, чтобы поесть. Фай понимающе улыбается и смотрит на Кила с искренним сопереживанием.
Я же чувствую себя предателем… Но ведь я не виновата! Душа протестующе взметнулась, убеждая в этом. Словно волной поднялась злость на обстоятельства, повлиять на которые никто был не в силах, и я сжала столовый прибор в руке до побелевших костяшек пальцев, медленно выдыхая. Раздражение стучало в висках в ритм сердечного, а в горле стоял дребезжащий комок неприятной эмоции. Когда уже это все закончится… Когда можно будет зажить нормальной жизнью… Когда я смогу забыть обо всем этом, как о страшном сне…