Повсюду встречался мох и лишайник, плотно приросший к теплым жёстким сводам гранита и кварца, раскрашивая их однообразные серые склоны в замысловатые желто-зеленые узоры. А в свободных прогалах, где была почва, сиротливо вырастала брусника, ещё не созревшая, блестя белыми и зеленоватыми ягодами, которые ещё долго будут наливаться зрелостью, прежде чем их можно будет съесть.
Мы сделали привал ближе к вечеру, когда я уже немилосердно хромала, а желудок вновь устроил бунт, скручиваясь от небольшой, но противной тошноты.
Мы выбрали место, где было много мягкого мха, между двух крупных валунов, склонившихся друг к другу, словно вырастая откуда-то из недр земли. Я устало опустилась на мягкую почву, ощущая, как все тело гудит от долгой дороги. Я уже успела отвыкнуть от таких длительных переходов по пересечённой местности. В ноге неприятно пульсировало, и я вытянула ее по мшистому покрову, спиной ложась на землю и рассматривая сияющее вечернее небо с облаками, которое сегодня закатное солнце раскрасило в очень яркие оранжевые цвета… Красиво…
— Ты как? — в очередной раз за день спрашивает друг, садясь рядом.
— Сойдёт, бывало и хуже. А ты?
— Нормально, голодный только… Извини, у меня нет еды, — он виновато потупил взгляд, и на щеках вдруг появился румянец. А я обрадовалась, зная, что в рюкзаке припасено еды на несколько дней и улыбаюсь ему радостно, предчувствуя то, как он сейчас воодушевится и нормально поест.
— Нет, мы сегодня хорошо покушаем, Кросс, — расстегиваю рюкзак и вынимаю оттуда увесистую банку тушёнки, виноградную газировку и какие-то незамысловатые конфеты.
— Черт… Я… Брай, это, — Кросс радостно улыбается, во все глаза глядя на богатство, которое я вынула и поставила перед ним.
— Приятного аппетита, — усмехаюсь и делаю рукой приглашающий жест. Пусть открывает и ест первый. А я, благодаря тому, что пока постоянно мутит, – не очень активный едок.
Через пару минут возни слышу рядом довольное чавканье, и от этого снова становится смешно и радостно. Если так, то я не зря попала сюда. Все мучения стоили того, чтобы выручить друга в беде, особенно если ему некому помочь. Когда Кросс наелся до отвала, я с удовольствием смотрела, как его начало клонить в сон: скелет буквально клевал носом, зарывшись в воротник куртки и покачиваясь в слабых попытках усидеть ровно. Но, спустя время, всё же проиграл в этой схватке, оперевшись на камень и медленно съехав по нему на мягкий мох. Полюбовавшись этой умильной картиной, я собрала остатки сил, и встала, подтягивая к лагерю немного сухостоя и веток, тихонько выкопав во мху углубление, до самой земли, и складывая там простой костер.
С собой были спички, и огонь быстро занялся, даря живительное тепло, которого хватит надолго, чтобы не замёрзнуть ночью. Подтянув к себе рюкзак, достаю воду и с наслаждением пью. Наконец-то можно утолить жгучую жажду лёгкого обезвоживания, от чего благодарное тело тут же расслабилось. Положив под голову свои вещи, я уснула чутким, неспокойным сном, каким всегда сплю в незнакомом мне месте, не смотря на любую усталость…
Пришли и тревожные сновидения, в которых я снова мчалась по дикому лесу спасаясь от волчьей стаи, голодным вихрем несущуюся позади. И вместо их звериного рыка слышу скрежещущий, мерзкий звук черного вихря, который выжигает на живой земле темные линии шрамов, вспарывая ее словно нежную кожу, из под которой вот-вот польется тягучая, теплая кровь…
Кругом обступает марево, не дающее выхода, загораживая повсюду любые лазейки, закрывая небо с сиянием, превращая его в идущее кругами по воде неясное мерцание, словно я тону… Опускаюсь в черную глубину давящего столба холодной жидкости. Надо мной смыкается толща воды, танцуя и насмехаясь над невозможностью дышать, заполняя яростной болью лёгкие, наливая их солёной, как море, кровью. Пронзает сотней кинжалов, острых, как тревожные мысли… Во мне что-то мечется… Стягивается…
Блики солнца над головой превращаются в красное зарево, все больше густея, становясь единым комком мерцающей рубиновой силы, что тянет к себе непреодолимо, непрерывно пульсируя, превращаясь в силуэт красной, решительной души монстра, зовущей к себе, подчиняющей волю и сознание, сминая собой, как бешеным морским тайфуном, который врезается в земную поверхность, входя в нее, как нож в масло. Так и сила этой души входит в меня… Врывается грубо и напористо, ища, ища и ища, с каждым пульсирующим горячим ударом, который я слышу, как звук своего сердца. Раз… Два… Три… Четыре… Пять…
Собственная жизненная энергия слабо отзывается, ее тянут к себе, жмут ее чужой силой, зовут к себе страстно и жгуче, окатывая волнами бесконечной тоски, страданием разлуки и безмерной ощутимой нежности…
Стремление отыскать… Взять в свой плен, окунуть в омут и больше никогда не отпускать…
Как я этого хотела, ждала и звала в ответ… Чувствуя, как трепещет магия, которую словно нити, рвет печаль и тоска. Бьётся птицей. Тянет свои струны, пытаясь дозваться. Обнажается… Плачет… Звенит от сожаления и чувства вины, и одновременно с этим стонет от любви, которой было ещё так мало… Душат переживания, тревога, неизвестность и боль, боль, боль, с каждым вдохом, на выдох меняется мысль, превращаясь в водоворот неясных картинок, чужих и моих воспоминаний, смешанных и смятых, как вырванные из книги страницы, когда ищешь нужную, но ее нет. Когда пишешь, тебе не нравится, и ты разрываешь всё на части, выбрасываешь… Всё не то… Я дышу тобой, я зависима от тебя, я хочу к тебе… Будь со мной и во мне… Найди меня, я здесь… Я буду искать, пока не остановится сердце, пока не кончится воздух, мне не нужен мир, в котором не будет тебя. Мироздание рухнуло, но я ещё здесь, чтобы жить для тебя, жить тобой, дышать одним воздухом, тесно сплетаясь в одно целое… Я ждала тебя всю свою жизнь. Слабое место… Ты – мое слабое место, нежное и уязвимое, я ищу… Я ищу… На каждом вдохе, с пульсом горячих вен под алебастровой кожей и течением электрических импульсов в нервах… Я найду тебя… Ты найди меня…
Где ты, Даст?
“Я ищу тебя, мой маленький птенчик”.
Комментарий к Зов
Для меня это самая сильная глава. Объяснить не могу, но писалось словно напрямую из собственного сердца.
========== Лесное пьянство ==========
Странный, спутанный сон запомнился плохо, но я отчётливо запечатлела в себе голос… Глубокий, звонкий, добирающийся до самых дальних уголков души своим слегка хрипящим тембром. Кажется, меня звал Даст, сказал что ищет, но как такое возможно? Ответов не было. Как и ощущения времени.
Я приоткрыла глаза, видя перед собой пламя теплого костра и сидящего рядом Кросса, который задумчиво ворошил в нем рыжие угольки, иногда вздыхая и всматриваясь в светлеющие очертания наступающего леса. Зеваю и потягиваюсь, ощущая неприятное тянущее чувство в ноге и слабый отзвук заживающей на голове раны.
— Уже проснулась? Ты рано… Как себя чувствуешь? — скелет повернулся, увидев движение и пристально всматриваясь мне в глаза.
— Привет… Выспалась, — отмахиваюсь от лишних вопросов и сажусь. Про сон рассказывать не хотелось… Я видела, что его это может ранить, а у меня не было желания причинять другу боль. Особенно теперь, когда он помогает мне, не храня никаких обид и не ожидая чего-то в ответ. Просто потому что это был он…
— Завтрака у меня опять нет, Брай, — он виновато отводит глаза, отчаянно покрываясь румянцем смущения.
— Зато у меня есть, — достаю из рюкзака несколько злаковых батончиков с ягодами и протягиваю другу, — угощайся, Кросс, — открываю одну упаковку и для себя, тут же чувствуя ударивший в нос сладкий запах клюквы и мёда.