— Я такое видела лишь однажды, много лет назад, — отвечаю, сдерживая позыв стиснуть зубы, чтобы не выдать свой дискомфорт в такой момент, — еще будучи ребенком, когда отец разбудил меня среди ночи, чтобы вывести во двор и показать звезды. Я тогда еле глаза разлепила, вышла в одной ночнушке, холодно было ужасно… Но так красиво, что я потом всю ночь не могла уснуть снова, вспоминая эти огни. И запомнила их на всю жизнь и теперь… Снова вижу их… С тобой…
— Я видел такое у моря… Еще с братом. Прошлым летом, — вспоминает монстр, — помню, он все не мог поверить, что вообще бывает столько звезд… Рад, что он успел это увидеть… — слыша его слова, невольно вздрагиваю… Касаюсь его руки пальцами, чуть сжимая в сочувственном жесте, и он поворачивается, немного грустно улыбаясь, но в глазах светится благодарность. Даст утыкается лбом в мой и тихо выдыхает, согревая мой нос своим дыханием.
— А ты маленькая любительница страданий, Брай… Замерзла совсем, — ехидно хмыкает, но совсем беззлобно, обхватывая мои ладони, согревая их поглаживанием горячих пальцев, согретых его магией.
— Я не хотела уходить, чтобы посмотреть на это… великолепие… Никогда не знаешь… увидишь ли в жизни такое снова… — прозвучало как-то слишком грустно, и Дасту это не понравилось. Монстр привстал, нависая надо мной контрастной тенью, загородившей звезды.
— Не вздумай говорит такое, — он нахмурился, а глаза его полыхнули ярким огнем, — у нас будет будущее. Вопреки всему.
Я молчу, всматриваясь в его переливчатые омуты, один из которых, мешаясь с синим цветом, стал почти полностью фиолетовым, выдавая захлестнувшие монстра эмоции. Чувствую его… страх… переживание, боязнь потерять и боль уже понесенной потери.
— Даст, — шепчу тихо, от чего он наклоняется поближе, — ты… ты — моё будущее… — сама смущаюсь от сказанного, но знаю, что давно хотела это сказать, а сейчас это было более чем уместно. Чувствую, как магия все это время чуть давившая на меня, расслабилась, а я полностью раскрываю щиты, буквально обнажаясь перед ним, выказывая свое полное доверие, открытость и уязвимость. Хочу, чтобы он это почувствовал, и вижу в его глазах мелькнувшее понимание от того, что именно я сделала.
— Птенчик… — выдыхает он смущенно, и я вижу, как засиял свет голубого румянца на скулах, а под курткой моргнула зарницей его душа, словно всполох мощной грозы на ночном горизонте… Даст склонился ближе и, пропустив свои руки под моей немного мокрой от росы спиной, обнял, утыкаясь в шею и ухо носом, от чего снова покрываюсь волной дрожи холода, ощутив этот контраст температур.
— Пойдем, а то заболеешь, — гудит где-то над ухом мужской голос, и я тихо соглашаюсь, прижимаясь к его телу. Я достаточно налюбовалась и теперь действительно хотелось поспать и согреться в нормальных условиях домашней обстановки.
В доме царила тишина: было уже действительно поздно, и все уже давно спали. В темноте помещения я ощутила как режет глаза от усталости, которая была не так заметна на улице. А ещё было непривычно… После исчезнувшего сияния ночи стали невероятно темными. Не было ни засветки от городов, ни электричества в целом, и теперь я даже с помощью своего необычного глаза почти ничего не видела, слепо расставив в темноте руки и вспоминая, в каком примерно направлении была наша комната. Даст, словно смеясь надо мной, стоял молча, видя, как мой темный силуэт неловко перемещается, спотыкаясь обо что-то и едва не влетая лбом в дверной косяк.
— Хах, стой, стой, птенчик, так не пойдет, — тихо хохотнул мужчина, перехватывая меня за одежду и притягивая к себе, из-за чего я снова едва не споткнулась,— давай коротким путём, Брай, а то ты весь дом разбудишь, — скелет щёлкнул пальцами, и я ощутила под коленями мягкую мебель, теряя равновесие и падая на пружинистый мягкий матрас спиной, увлекая за собой Даста с тихим писком.
Меня вдавило в него тяжёлым телом, и снова пробила мелкая дрожь отчаянно желавшего согреться тела. Я даже не возражала против этой тяжести на себе, дарившей такое желанное тепло.
— Что, птенчик, вот так сразу? — подначивает меня Даст, но на душу не посягает, давая понять, что просто подшучивает.
— Ты теплый, Даст, — с удовольствием забираюсь на кровати повыше, утягивая за собой монстра, отлипать от которого совсем не хотелось. В этой комнате было весьма холодно, и, пожалуй, без него я бы согревалась куда дольше. Мы забрались под шуршащее одеяло, скинув обувь и куртки, которые до этого нашли в доме. Даст лег поближе, осторожно обнимая под одеялом, впервые пользуясь такой приятной близостью при таких обстоятельствах.
— Черт, Брай… Ты ужасно холодная, это плохо, — монстр укоризненно цокает, прижимая к себе сильнее, заключая в кольцо из рук, а мои ноги зажимая между своих. И я успеваю удивиться, как могут быть такими горячими его бедренные и берцовые кости, и как по ним течет его бурлящая, сильная магия, согревая их изнутри… Так приятно… Утыкаюсь носом в его ключицы, за которыми виднеется провал пустоты и мощный столб белого позвоночника за ней. Оттуда из самого нутра веет горячим жаром души, которая теперь грела нас обоих, тесно сплетённых вместе.
Постепенно затихала дрожь, усмиряемая чужим поглаживанием и теплом. Даст что-то тихо шептал мне, пока я засыпала, и его голос мешался в неразборчивый шелест, приятный и ласковый, не требующий ответа, но призванный усыпить. Он и сам устал за день, постепенно засыпая вместе со мной, пока наконец нас обоих не накрыла теплая нега на такой удобной кровати, чья теснота оказалась для нас преимуществом…
Утром я проснулась от странного чувства тревоги. И открыв глаза, в настороженной чуткости тут же сбросив сонливость, понимаю, что тревога не моя. Дасту снился кошмар, он что-то бормотал во сне, иногда вздрагивая почти всем телом, сжимая руки в кулаки так сильно, что я слышала, как трещат костяшки. Из общего потока бессвязной речи я разобрала имя его брата и перевела взгляд на его напряжённое лицо с линией крепко стиснутых зубов и закрытых глаз. Из под левого тянулся шлейф фиолетового дыма, насыщенного и очень темного в предрассветной дымке комнаты, придавая вид монстру весьма угрожающий, словно он вел с кем-то неравный бой, который никак нельзя проиграть.
Подумав немного, решаю попробовать успокоить его, прогнав своей магией злой морок, и, недолго поколебавшись, касаюсь ладонью его груди, скрытой под футболкой. Пускаю к душе свою энергию, уже куда увереннее, чем делала это раньше, нащупывая дорогу в поисках его ответного потока, который мог бы стать путеводным, но ничего кроме пустоты и тревоги не находила. Она лишь усиливалась, превращая страх в злость, и мне это не понравилось, заставляя чуть поспешить.
Шлейф коснулся души, ощутив, что нет ни барьера, ни заслона, и доверчиво прижался, стараясь унять ее тревожный гул. И когда, как мне показалось, у меня стало получаться, мою магию вдруг с силой оттолкнуло и прижало, не давая пошевелиться, стягивая с такой мощью, что перехватило дыхание. Этот сильный жгут в момент достиг и моей души, обхватив и начав душить, словно желая убить… Вырывая из груди болезненный стон, но я даже не могла ничего сказать… Монстр словно не узнал меня, отчаянно запутавшись в кошмаре и теперь намеревался устранить мнимую причину душевного страдания, которую спутал со мной. Было чертовски, невероятно больно, словно все кости разом стало выворачивать и печь жаром, выламывать их и сжимать. Душа горела, отчаянно просясь на волю, а в глазах всё потемнело, и голову закололо противными иголочками…
— Д…аст… П..ож..алуйс..та… Мгх, — отчаянно хриплю, силясь вырваться из хватки, магия, вдруг узнает, отзывается и отпускает… скелет резко открывает глаза, пытаясь сфокусировать на моем уже ничего не понимающем теле плывущий от кошмарного наваждения взгляд…
— Брай? — в тревоге спрашивает, отпуская мою душу полностью, привставая, а я обессиленно глотаю ртом воздух, словно только что едва не утонула, закрыв глаза, чтобы перевести дух после такой пытки, — Брай! — Даст встряхивает меня в полном ужасе, нависая сверху, и я с трудом открываю глаза, глядя на него со смесью страха и непонимания.