Так хорошо…
— Даст… люблю… — тихо бормочу сквозь сон, о чем вспомню лишь завтра утром, но слышу его голос, где-то около своей души и чувствую его руки, на своем животе, нежно оглаживающие его и поднимающиеся выше.
— Спи, мой любимый птенчик…
Комментарий к Халцедоновые стены моей души
Aaaawww.
========== Океан ==========
Запах океана… Соленый… Влажный… Свежий… Я чувствую его уже так близко, с каждым шагом, каждым вдохом и пересеченным крупным камнем, что приходится преодолевать с усилием. Но со мной рядом идёт Даст. Подаёт мне горячие ладони, подхватывает за талию, ловко спускает вниз и обязательно прижимает поближе. И я льну в ответ, чувствуя тепло в душе.
Свобода…
Ветер с запахом морских волн, которые я вот-вот услышу. Их пенный шелест и спокойствие, скрытое где-то на расстоянии всего части дня пути и одной ночи сна, которую, вполне возможно, я уже смогу провести на песчаном берегу у подножия Хадены. Последний день в уничтоженном мире, в той его части, что можно назвать оазисом в опустошительном хаосе. И мы оба это чувствуем, проникаясь моментом. Мы уже не торопимся… Надолго задерживаем взгляды друг на друге, иногда останавливаемся и просто молчим. Я держу его руку в кармане его теплой высохшей куртки. Он ласково улыбается, позволяя зашрамленным ранам едва не случившейся потери окончательно затянуться. Вернулось его былое мощное спокойствие и уверенность. Как и его подначивания, по которым я безумно скучала и которые любила до потери пульса. Но в этот раз они не были колкими. Даст словно стал нежнее. Более чутким, боящимся сделать хоть немного больно… Бережным… И это было настолько по-настоящему… Чувственно, как никогда. Искренне… Душа начинала звенеть рядом с ним. От его слов… От его касаний, аккуратных, будто я рассыплюсь, если он позволит себе большее.
Это пьянит…
Так же, как и воздух вокруг… Высокие дубы, вековые, старые, как мир. И пахнет листьями и мхом, напитанным теплой влагой лета. Повсюду пробивается тонкими стеблями трава. У луж, скопившихся в небольших ямах у корней мощных деревьев собираются голубые мотыльки. Десятки бабочек, вспархивающих нежным вихрем при нашем приближении, от которого рябит в глазах…
— Вот, что я чувствую, Даст, — говорю ему тихо, указав на мелькание их трепетных крылышек в тенистом, редеющем подлеске вечернего воздуха. Монстр останавливается и наблюдает за маленьким чудом, замерев на целую минуту. Повернулся, а в глазах пляшут знакомые искры в сочетании с широкой улыбкой.
— И где же, птенчик? — вопрос с мягким подвохом, который я ловлю, подхватываю, возвращая обратно:
— Вот здесь, — беру его за руку и кладу на свой почти впалый живот, скрытый под тканью его толстовки.
Монстр улыбается ещё шире и подходит вплотную, держа руку на животе, скользя ей выше, а вторую прижимая к спине всем предплечьем и кистью, огладив лопатки. Склоняется близко и отвечает пониженным на половину октавы голосом:
— Брай, ты ещё не окрепла для того, чтобы я мог позволить себе не игнорировать твой ответ, — я усмехаюсь ему в шею, понимая, что согласна с ним, и мне просто хорошо быть рядом, но он продолжил, — но это не значит, что я не могу наполнить тебя своей магией, птенчик… Тебе это будет даже полезно… — очерчивает горячую линию носом от мочки уха и ниже до яремной вены, пуская по моему телу дрожь. В артериях гонгом бьётся пульс, вторя встрепенувшемуся сердцу. Чувствую спрашивающее касание его шлейфа, чей обладатель замер, ожидая моего ответа и позволения, прижавшись к моему животу и опаляя шею спокойным дыханием. Магия трогает мой барьер, и я его снимаю. Полностью…
Обнажаю душу…
— Ты мое будущее, Даст, — шепчу ему, хоть и не в первый раз, но все равно чувствуя, как он почти благоговейно выдыхает, немного отстраняясь и заглядывая в глаза.
— Птенчик… — на скулах знакомый румянец и уверенный взгляд, полнящийся огнем, — а ты – моё, Брай…
Внутрь вливается его горячая магия, заполняя грудную клетку, погрузив в нее душу, и я словно бы уже не здесь… Чувствую лишь лёгкое дуновение ветра на лице, промедление монстра рядом, который что-то сделал, а после утянул меня за собой на землю. Мягко… Чувствую шерстяное одеяло на мху и тело Даста практически на себе. Его руки, скользящие по расплавленному им телу, и снова так жарко, словно меня всю напекло летним зноем, до самого скрытого уголка сознания… Как если бы внутри меня вздымались огромные, клубящиеся шапки потрясающих кучевых облаков перед грозой…
В этот раз я чувствовала и видела куда больше: Даст был аккуратен, памятуя о том, что в прошлый раз перестарался, а потому я могла насладиться его алой бирюзой гетерохромных глаз, что буравили меня с пристальным, почти жадным вниманием, касанием его рук, забравшихся под одежду… И выражением его лица, когда я не остаюсь в долгу, и моя магия оказывается на подступах к его душе.
— Птенчик, ты… куда сильнее, чем кажешься на первый взгляд, — тянет он изумлённо, опаляя восхищением во взгляде, от которого все внутри скручивает от удовольствия и теплеет тяжестью под диафрагмой.
— Ты всё равно всегда был и будешь сильнее меня, — шепчу в ответ, оплетая его душу сатиновой мягкостью своей души, наполняя его собой до краев, словно течение реки, прорвавшее плотину вдруг замедляет бег, мягко обволакивая собой встреченный остров, полный жизни. Даст чувствует это и выпрямляется в спине, чуть вздрагивая.
— Брай…
Он нагибается, чтобы поцеловать и… Монстр ещё никогда не делал это настолько сумасшедше страстно… Сминая губы тропическим штормом необузданной, первозданной дикости и пыла. Врываясь языком в мой раскрытый рот, отвечающий так же азартно… Я старалась вложить в свои действия всю себя. Всё то, что осмыслила за перевернувшуюся жизнь, что перенесла и о чем думала и, в то же время, не смела даже мечтать. Его руки беспорядочно скользили по коже, сминая ее сильными пальцами под одеждой, останавливаясь на самой границе боли и деликатно обходя ещё не сошедшие от передряг гематомы, словно помнил расположение каждой наизусть. Кажется, мы не сможем сдержаться… Я не хочу…
Я слишком люблю тебя, Даст…
Толкаю его своей магией, требовательно, сжимая чужую душу, от чего монстр переворачивается на спину с тихим стоном, а я занимаю положение сверху, глядя затуманенно, на миг отстраняясь, чтобы увидеть в его глазах смешавшийся темный пурпур полыхающей страсти, мглистое зарево которой течет дымом нашего помешательства… Истинная любовь… Которая не сломалась под натиском смерти.
— Что же ты творишь, я не смогу сдержаться, — хрипло, утверждает, смеривая притворно высокомерным взглядом, держась за мои бедра руками и ворочаясь внутри меня теплым шлейфом, закручивая его вокруг утонувшей в нем души, принося немыслимое удовольствие любым случайным и не очень движением, пристально наблюдая за реакцией на свои якобы неосторожные действия. Заставляя меня ёрзать на нем, тяжело вдыхать воздух и чувствовать его горячеющее напряжение, запутавшееся в ткани подо мной.
— Так не сдерживайся, — шепчу в ответ, словно в тот раз у костра, когда мы подначивали друг друга… И тоже переворачиваю в нем свой шлейф, окрепший от восстановленной связи, задевая нежные точки где-то под ребрами, чье свечение стало видно сквозь полосатую грудную клетку под потрепанной курткой…
Мерцание его жизни – как координаты моего направления… Ее ритм – как мой собственный пульс… Ее цвет — как венозная кровь в яремной вене в плену нежной шеи…
И он чувствует мои эмоции, как свои, через эту переплетшуюся связь двух предначертанных связью существ. Откликаясь во мне собственным спектром эмоций, что были и похожи, и отличны, одномоментно давая острые вспышки страсти и нежности, зависимости и собственничества, ласки и властности… Контрастов, подобных ливню в день весеннего солнцестояния и не закрытого оловом туч небесного купола, льющего на пустошь потоки свежести.