И ноги заплетаются, и стакан с оглушительным звоном разбивается о холодно-серый мрамор, и я истерично смахиваю слезы, желая только, чтобы этот стыд наконец-то закончился.
- Мерлин, что с тобой сегодня? Не заболела часом? Давай я позову Молли, - сейчас он кажется встревоженным и абсолютно трезвым. Только запах, этот дурманящий меня запах виски, так и продолжает обвивать его плотным облаком.
- Нет! Я просто устала и… - что-то пробормотала, проглотила конец предложения… Такое чувство, что рациональная Гермиона скончалась от этого позорного спектакля, оставив расхлебывать эту кашу какую-то косноязычную идиотку…
- Садись, я сам налью тебе воды.
Я послушно присаживаюсь на ближайший стул и, мгновение подумав, подтягиваю под себя окоченевшие ноги. В это время он протягивает мне стакан, и я послушно пью, хотя и не хочется…
- Ты бы не ходила босая, зима все-таки, заболеешь.
- Эмм… да. Я просто не хотела тревожить Джинни и искать обувь в темноте.
- Ясно, - произносит он, забирая у меня из рук стакан. От неловкости и смущения у меня сводит скулы, щеки горят пунцовым, а ноги и руки наоборот дрожат как в лихорадке: от холода, от страха…
И невозможно понять, что страшит меня сильнее: то, что он уйдет и снова будет пить эту пьянящую жидкость, либо то, что он останется, а я не знаю, что говорить, и даже забываю, как вдыхать воздух в его присутствии.
Он снова поставил все с ног на голову, в той манере, которая меня так восхищает, раздражает и пугает одновременно. Никакой рассудительности, только желания, инстинкты, прихоти… И вот он достает очередную бутылку из ближайшего кухонной тумбочки, садится напротив меня, как будто не замечая, забыв…
- Как Гарри? – в перерыве между очередным глотком, интересуется он, прорезая тишину, как масло острым ножом. Гарри? Я не понимаю ни вопроса, ни того, что до сих пор делаю здесь, почему не ухожу, а продолжаю комкать несчастную ткань футболки.
- Хорошо. Кажется…
- Просто ты имеешь возможность постоянно находиться с ним рядом, поэтому меня и интересует, как он справляется в школе. Слишком много навалилось в последнее время, - поясняет он, сощурив глаза и смотря на меня так… Как? Мерлин, я не знаю! Я ничего не знаю и не помню в присутствии Сириуса Блэка… Я просто смотрю на движения его губ, уже не слушая, что именно он говорит, лишь ощущая как плавно и почти интимно (Мерлин, слово-то какое!) он растягивает гласные.
- Гермиона? Ты слышишь?
- Что? Простите… прости, - он не любит, когда его называют на «вы», - я просто задумалась, - я почти чувствую, как по моему лицу и шее расползаются багровые пятна, когда я едва слышно шепчу столь глупое оправдание.
- Ты выглядишь уставшей. Ты вообще спала сегодня? Думаю, тебе стоит отдохнуть, - произносит он. И я согласно киваю, вскакиваю на ноги и из последних сил сдерживаю желание опрометью броситься прочь. Как же я боюсь таких ситуаций, когда невозможно действовать логично… Как же я боюсь его: пьяного, окутанного горечью огненного виски и одиночества, гордого и непонятного, взрослого и такого безрассудного… Как хочу, чтобы он наконец-то научился спать по ночам и освободил меня от наваждения и как опасаюсь, что он лишит меня этих минут, когда вся жизнь сжимается до размера верхней ступеньки лестницы…
- Спокойной ночи, - на выдохе произношу я, когда наконец-то рука ложится на ручку двери, а мысли отступают, не подкрепленные его образом перед глазами.
- Спокойной, девочка…
Его «девочка» такое необычное, вязкое и теплое, что хочется слышать бесконечно. А еще оно слишком хриплое и произнесенное с интонациями, которые я не в состоянии понять, поэтому по позвоночнику скользит раскаленная капелька пота, как будто бы выжигая продолговатое клеймо, выявляющее самые глубинные желания, которые не прогонишь, как бы ни старался…
========== Глава 2. ==========
- Гермиона, просыпайся! Завтрак скоро, - произнесла Джинни, дергая меня за плечо. Ничего не оставалось, как послушно открыть глаза, хотя уснула я лишь с первыми лучами бледно-желтого зимнего солнца и теперь моя голова взрывалась от пульсирующей боли в затылке. Эти ночные дежурства сведут меня в могилу… - Как спалось? – жизнерадостно поинтересовалась Уизли, а я лишь вымученно улыбнулась, пожав плечами. Врать не хотелось, а правду не скажешь.
Джинни, к счастью, не вдавалась в расспросы, так как я никогда не была особо разговорчивой по утрам. Что-то проворчав о том, что мне стоит поторопиться, она скрылась за дверью, я же медленно поковыляла в сторону ванной. Самое невероятное, что Сириус после ночных попоек выглядел абсолютно свежим и отдохнувшим, я же даже после ледяного душа напоминала зомби: темно-синие круги под глазами особо «выгодно» подчеркивались мертвенно-бледной кожей.
Когда я наконец-то спустилась и заняла свое место, невнятно пробормотав «Доброе утро», то первым, что бросилось мне в глаза, было отсутствие Сириуса. Я испугалась… Неосознанно, импульсивно, глупо – я понимала. Но отрицать, что его отсутствие вызывает у меня страх, было невозможно.
- А где Сириус? – шепотом поинтересовалась я у сидящего рядом Гарри. Тот пожал плечами и, быстро взглянув на меня, произнес:
- Спит, наверное.
Расспрашивать дальше я не стала, но и аппетит потеряла абсолютно…
Когда это началось? В какой момент я стала переживать о крестном Гарри? Я не знала… Возможно, еще тогда, в Хижине, когда он был столь измученным и несчастным. А может быть только этой зимой, когда начала замечать, что его улыбка волшебная. И что так он улыбается только мне, когда никто не видит. Как будто стыдится демонстрировать ее другим. В чем была магия этой улыбки? Не знаю, она просто была теплая и мягкая, успокаивающая. И я боялась за него, жалела его, переживала, нервничала… Все это вылилось сначала в пристальные взгляды, а позже в ночные дежурства.
Я не видела его все утро, проведя первую половину дня в обширной библиотеке, уткнувшись в очередной пыльный фолиант. Когда дверь тихо открылась, я даже не подняла взгляд.
- Доброе утро, Гермиона. Хотя уже скорее день.
- Добрый день, Сириус, - я так резко подняла голову от книги, что стало неловко. В его руке опять была бутылка, янтарной жидкости в ней было уже меньше половины.
- Как всегда учишься? – рассеяно поинтересовался он, делая еще один глоток и небрежно садясь в ближайшее кресло. Это «все время» меня обидело. Разве плохо стремиться к знаниям? Он ведь взрослый, а взрослые наоборот всегда хвалили меня за старательность. Все, кроме Сириуса… Он наоборот крайне неодобрительно посматривал на меня всякий раз, когда я углублялась в чтение, либо начинала чересчур витиевато разговаривать.
- Я не всегда учусь, - тихо проворчала я себе под нос, не рассчитывая, что он услышит. Как бы не так… Услышал, ухмыльнулся, отсалютовал мне бутылкой, с сарказмом произнес «Ну-ну» и сделал очередной глоток.
- Смотри, а то не успеешь оглянуться, как молодость закончится и окажется, что кроме книг ты ничего больше и не видела, - с горькой улыбкой сказал он, слегка сощурив глаза. Он явно был пьян. Внешне это никогда не проявлялось: взгляд оставался осмысленным, походка твердой, а реакция быстрой, что вчера он мне продемонстрировал, спасши от падения с лестницы. И только по фразам, которые он начинал говорить, становилось ясно, что огневиски возымело действие.
- Разве книги это плохо? – спросила я, переворачивая страницу и лишь иногда бросая на него взгляды. Совсем быстрые… Незаметные…
- Во всем нужно знать меру, знаешь ли… - отрешенно отвечает он, рассматривая бутылку на свету. Жидкость искрится и призывно мерцает… Красиво. Через мгновение он хрипло смеется и говорит уже совершенно иначе – твердо, даже раздраженно: - Впрочем, я не тот человек, советы которого стоит воспринимать всерьез, поэтому не буду тебя отвлекать. Ты читай, а я тихонько посижу. Молли там задействовала всех в уборке дома, а мне как-то не улыбается провести весь день копошась в пыли и грязи.