Яша застыл, недоверие разлилось по лицу.
— В детстве не играл в «кролики, бегите»? Ну, где есть один волк, а все остальные — зайцы, и волк их ловит? — спросил Гримм, видя, его непонимание.
— Играл.
— Ну вот! Тут — то же самое. Только прятаться советую, как следует. Если жизнь дорога.
Яша призакрыл глаза, надеясь провалиться куда-нибудь в темноту и проснуться. Но провалиться не получилось. Он вздохнул и раздражённо промолвил:
— Бред какой-то. А если я не хочу в это играть?
— М-м. В таком случае — располагайся, — развел рукой Гримм, — будь как дома. Потому что выиграть — это единственный способ отсюда вылезти. Не веришь? Ладно. Посмотри вокруг, — кивнул он на погружённых в разговоры людей, сидящих тут и там, и залез в карман.
Яша взглянул. Люди как люди, ничего особенного. Типичные кухонные беседы, отделяющие участников стеклом от всего остального мироздания. Ну, может, чуть бледнее и тише, чем должны быть. Курят, варят чай, перешёптываются. Вечер.
— Вот они все, — прошипел Гримм за его плечом — так же, как и ты, оказались здесь. Они не знали друг друга, не знали, как попали сюда. Некоторые вообще до последнего считали, что всё это — сон, — усмехнулся он, замечая, как Яшка похолодел. — И почему мы все тут торчим — тоже вопрос. Но через час, пардон, сорок минут, наступит полночь. И все эти люди будут играть. Понимаешь?
— Примерно.
— Ни черта ты не понял, Яша, — сказал гитарист, — проснись! Всё серьезнее, чем ты думаешь. Это — не забава и не шутка. Это — игра. Поэтому, — заговорил он тихо, тыкая в его сторону вынутой из кармана сигаретой, — не шуми. Не высовывайся. Игра начинается в полночь, закончится после четырёх утра. Как наступит рассвет. Найди нычку где-нибудь, под кроватью, или в шкафу, и сиди тихо. И гляди в оба! — он растопырил пальцы и закрыл ладонью половину лица. На Яшу уставился нарисованный на ладони глаз.
Гримм помолчал, выдерживая паузу, потом рассмеялся и хлопнул его по плечу.
— Сигарету будешь? — спросил он.
— Не, я не курю.
— Крашава! — улыбнулся он с самокруткой в зубах. — Будешь дольше жить.
***
Сказка продолжалась.
— Вот гостиная, — объявил рукоглазый, придерживая дверь. — Когда ночь пройдет, приходи сюда. Здесь всегда сборище. Ладно, — он потянулся, чуть было не задев кого-то гитарой, — располагайся.
Гостиная была ещё привычнее. Стены в тусклый цветочек, старые советские кресла, вездесущие шкафы и полки со всякой всячиной. Телевизор-коробочка барахлил. У стены, как надсмотрщик, возвышались часы с маятником. В комнате было так же много людей, как и в кухне.
Гримм сел на пол где-то в уголке и обнял гитару. Яша заходил туда-сюда, не прерывая ничьих разговоров и никем не замечаемый. Забренчала мелодия.
Люди были разные, много, много людей. В креслах и на полу, уместились тут и там, и везде происходило что-то важное и непростое. Одни — тихие и незаметные, спрятавшиеся в капюшонах и толстовках. Другие — шумные и пёстрые. Девочки, мальчики, девушки, парни, черт знает, кто, философы, бродяги, и все остальные. Разных голосов и возрастов. Они сидели по разным углам комнаты, лежали головами вниз, закинув ноги на ручки кресел. Одни читали, другие смеялись и курили. Многие были одеты были как попало, и говорили на незнакомом ему языке цитат, пошлостей и клоунов. Улыбались чему-то своему. Яша поежился. Они выглядели, как люди, которые легко могут сложить свой собственный мир, если им неугоден нынешний. И еще они выглядели, как семья. Союз отрепышей со своим вождём, душой и тихоней, и все они там уживались, все были раскрыты, всем было хорошо. Наглые, колючие, тёплые семьи. От них пахло свободой.
Небрежностью и молодостью.
До него долетали обрывки фраз.
— …давай-давай! — хохотнула какая-то девочка с волосами цвета диких ягод. — Расскажи мне как ты спишь спокойно и думаешь только о себе!
Яша машинально обернулся и посмотрел на Гримма. Тот ушел в гитару, прихватив за собой пару близ сидящих в качестве слушателей. Гитара у Гримма была черная, вся в царапинах и обшарпанных наклейках. Видимо, самодельных. Одной струны не хватало, и он ставил палец на пустой гриф, когда играл аккорды. Пел слегка фальшиво, но с душой. Живой, наглый, чуть-чуть хриплый от курения голос чаровал и смеялся. Затягивало.