- Кирилл… - начала Аня, но он оборвал ее грубым рывком за рукав. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем они услышали… это.
Стон. Он шел ниоткуда и в тоже время был везде. Казалось, сам воздух был насквозь пропитан этим протяжным, выворачивающим наизнанку душу, звуком. Ни одно живое существо на земле не могло родить в себе подобное. Стон то усиливался, то нарастал с новой силой. Он жил своей жизнью. Ворочался, кряхтел, переходя в утробное мерное гудение. Но все же, это был стон. Стон, полный боли, отчаяния и всепоглощающего ужаса. А потом был смех. Или что-то, напоминающее смех. Булькающие, раскачивающиеся раскаты исходили сверху, оттуда, куда в прошлой жизни люди смотрели с восхищением, мечтали и загадывали желания на падающую звезду. Оттуда, откуда не мог идти ни стон, ни смех. Потому что там было небо, обычное ночное небо. Но все это было когда-то. Звезды, луна, пушистые облака и пролетающие над городом самолеты. Теперь всего этого не было. Вместо неба на троих застывших посреди темного, чужого двора, людей, смотрела бескрайняя вселенская пустота.
ГЛАВА 5
Ошеломленные увиденным, они никак не могли прийти в себя. Лишь очередной скачок желтого кружка света в окне пятого этажа смог вернуть их в реальность. В этот раз кружок не метался из стороны в сторону, коротко мигнув, он пробежался по стеклу и сполз вниз.
Кирилл первым обрел дар речи.
- Готовы? – спросил он, наперед зная ответ. Не готовы. Они все не готовы к тому, что происходит. Не готовы просто взять и зайти в обычный, ничем не примечательный подъезд многоэтажки, подняться по ступенькам, постучаться в дверь и, дождавшись, когда им откроют, дружелюбно поздороваться с хозяином квартиры. Так можно было делать тогда, но не сейчас. Сейчас за каждым поворотом скрывалась смертельная, непонятная, полная ужаса и безумия опасность.
Аня молчала. В новой жизни у нее не было своего мнения. Двумя днями раньше, она бы обязательно возмутилась и настояла на своем. Даже если это свое противоречило всем законам земного бытия. Она бы приводила всевозможные доводы и примеры, ядовито щурила глаза, дула губы и, в конце – концов, расплакалась. В настоящем она не могла себе этого позволить. Или не хотела. Подчиниться чужой воле в создавшейся ситуации было куда удобней. Она готова была идти за мужем хоть в пекло, если он того пожелает, все равно ничего не могла предложить взамен. Кирилла такая негласная договоренность устраивала. Ни сил, ни желания бороться с чьим-то упрямством у него не было. Он перевел взгляд на Анатолия. В отличие от покорной Ани, тот горел желанием действовать. И у него на все было свое мнение. Пока что он держит его при себе. Но, рано или поздно великан проявит свой норов. В этом Кирилл был уверен.
- Идем, - отрезал боксер и первым зашагал к подъезду. Кирилл еще раз посмотрел на окно, вычисляя расположение квартиры. И, хотя в нем больше не маячил свет, он запомнил его, обозначив, как третье от угла дома. Если он не ошибается с серией дома, квартира трехкомнатная, выходящее во двор окно, кухня.
Кирилл не ошибся. Квартира и правда оказалась трехкомнатной. Поднявшись на пятый этаж, они позвонили в дверь. Внутри не раздалось ни трели звонка, ни звука шагов. Ничего. Только мертвая, черт, сколько раз за последнее время мелькало это слово, звенящая тишина. Тогда Анатолий постучал. Сильно и требовательно, как-будто забивал кувалдой сваи. Деревянная, не по-современному обитая дешевым дерматином, дверь задрожала под его натиском. И снова ничего. Но кто-то же совсем недавно подавал оттуда знаки. Им не могло показаться. Сразу троим людям не может казаться одно и тоже… или сейчас все может быть? Коллективный глюк или проделки нового сумасшедшего мира?
Великан не стал спрашивать разрешения или совета. И предупреждать, тоже не стал. Чуть отошел назад, напрягся, сделал резкий бросок вперед и с трех мощных толчков снес дверь внутрь, оставив беспомощно болтаться на одной петле. Вот оно. Первая попытка захвата лидерских позиций в их троице. Кирилл не ожидал его так скоро. Отодвинув дверь в сторону, они, гуськом, стараясь двигаться тихо, хотя, какой в этом был смысл после их громогласного вторжения, прошли в квартиру.
Ребенка нашла Аня. Девочка сидела в углу, зажатая с одной стороны стеной, с другой высоким, под потолок, шкафом.
- Идите сюда, она здесь, - крикнула она в глубину квартиру, туда, где, светя налобными, слепящими глаза фонарями, бродили мужчины.
- Не бойся, малышка, я тебя не обижу, - Аня протянула руку к ребенку. На вид ей было лет семь. Или восемь. Аня, не имеющая собственных детей, в них не разбиралась. В прошлой жизни она делила их на три категории. В первую входили малыши, раскатывающие по улицам в колясках, во вторую, шумно бегающие по школьным коридорам и, в третью, тоже шумные, но, уже вполне самостоятельные, собирающиеся по вечерам во дворах в гогочущие стайки. Свет Аниного фонаря светил ребенку прямо в лицо. Девочка зажмурилась. Спутанные русые волосы разбросаны по худеньким острым плечикам, носик маленький, аккуратный, под ним пухлые розовые губы. Из одежды на ней была желтая пижама с белыми зайчиками, ловящими сачками таких же белых бабочек. Ничего необычного. За исключением одного. Лицо и руки ребенка, торчащие из просторных пижамных рукавов, были покрыты свежими ссадинами. На лбу широкой полосой алела глубокая царапина. Еще один синяк Аня обнаружила на пояснице, когда, обхватив двумя руками за талию, вытаскивала девочку из ее укрытия. До этого ребенок никак не реагировал на незнакомую женщину. Просто сидел, зажмурившись, и молчал.