Значит, Вечный Страж может выглядеть по-разному? Когда надо — учтивый кавалер, а когда не надо — мощи?
— Слышали, как визжала Ворона? — оживленно спросила Вика. — Она как раз на кухню шла со своей аромалампой… И как только Ленка с ней живет, Ворона же вечно ее окуривает!
— Кто это? — спросил Дымов.
— Такая же поклонница Циркуля, как и ты, — сообщила Аня. — Катя Тартышева, вечно ходит вся в черном и слагает отвратительные вирши. Да они с Аринкой Глуховой, пьянчужкой, за стенкой живут. Одна чокнутая ворона, вторая не просыхает, изумительная парочка. Кстати, странно, что тебя в эту комнату поселили, — нас ведь и так трое. А многие девчонки живут по двое.
— Как это — к нам поселили? — опомнилась Вика и только сейчас спросила: — А кто это вообще? И зачем тут четвертая кровать?
— Лиза из Питера, — сказал Дымов, — пятый курс лингвистического. Приехала к вам писать диплом у лучшего преподавателя…
— Да почему к нам-то? — довольно грубо перебила Вика. — Здесь что, ночлежка?
— Спокойно, — мягко попыталась ее урезонить Аня. До сегодняшнего дня она была самой старшей в комнате, к тому же самой полезной. Умела накладывать тишину на пологи кроватей, сложной вязью наговоров мыла окна, следила за тем, чтобы пыль не заводилась по углам, а воздух всегда оставался свежим. Прежде Вика редко спорила с Аней, но сейчас ее возмущение оказалось слишком велико.
— Да блин, у нас и так по утрам очередь в ванную! — взорвалась она. — Теперь еще раньше придется вставать?
Это было нечестно — раньше всех всегда просыпалась Маша, чтобы завершить гигиенические процедуры, не создавая никому неудобств. Вика пробуждалась последней и хаотично носилась по комнате в поисках разбросанных вещей, вечно опаздывая и путаясь у соседок под ногами.
— Мы прекрасно разместимся, — миролюбиво ответила Аня. — Завтра Зиночка поможет нам сделать комнату просторнее, ничего такого.
— Я буду требовать переезда, — объявила Вика. — Четыре человека в одной комнате! Это же возмутительно!
— Это как хочешь, — пожала плечами Аня и обратилась к Лизе-Дымову: — У тебя мало вещей, тебе всего хватает?
— Я очень неприхотливая.
— И не вздумай брать мой шампунь, — сердито пригрозила Вика. — Мне пришлось неделю переписывать лекции химикам-биологам, чтобы его заполучить.
— Да я никогда, — рьяно заверил ее Дымов.
Раздраженная, Вика рывком сорвала с себя футболку, собираясь принять душ перед сном. Взгляд Маши стремительно метнулся к Дымову: тот паинькой складывал учебники в сумку, ни на кого не поднимая глаз.
Аня вздохнула и вернулась к своим делам: на этой неделе она училась сухой стирке, что-то про расщепление частиц грязи и преобразование во что-то другое. Она бережно достала из пакета ужасающе грязный носок, который, должно быть, как следует изваляла в земле, торжественно разместила его на своем столе и прищурилась.
— Ань, — позвала ее Маша, — а чего этот Вечный Страж, ну который то ли мощи, а то ли скелет, по общаге-то шарахался?
— Да кто его знает. Просто шарахался и девок разглядывал. Скучно стало, наверное, вот и решил прошвырнуться.
— И ни к кому особо не цеплялся?
— Динке Лериной с факультета времени комплимент отвесил… Что-то про сахарные уста, таящие яд.
Вика, которая энергично рылась в своем шкафу, выглянула с полотенцем в руках и расхохоталась:
— Ты же знаешь эту кокетливую корову! Клянусь, она даже со скелетом заигрывала! А Аринка, пьяница наша, прошла мимо, что-то считая вслух, и даже внимания на него не обратила. Совсем она уже чокнулась, да? Зато Ленка Мартынова в него табуретом запустила, слышали грохот? Вот уж кто в обиду себя не даст, прям даже завидно. Я-то просто лупала глазами и пыталась слиться со стеночкой.
Бац! Носок на столе Ани взорвался, и частички грязи брызнули во все стороны.
— Упс, — сказала Аня, нисколько не расстроившись. Она считала, что любой результат заслуживает внимания.
***
Улеглись в этот день поздно. Девчонки всё обсуждали Вечного Стража, Дымов притих с книжкой в руках на своей постели, но балдахин не закрывал: прислушивался. В ночнушке с кружавчиками он был прехорошенькой.
Маша с великой неохотой легла все же на своих горлиц и тоже не стала сдвигать плотные занавеси, сегодня тишина пугала ее. Взяв в руки глиняную кошку с голосом брата Олежки, она погладила ее между ушей и прошептала:
— Олежка, а что делать, когда страшно?
— Звонить папе, — строго сказала кошка.
Да, в них всех был встроен этот безусловный инстинкт. Что бы ни случилось — беги быстрее к тому, кто всегда-всегда защитит своих детей.
— Что это? — вдруг спросил Дымов.
Маша показала ему кошку:
— Какая-то приблуда от братца… Типа голосового советчика. Правда, советы очень однообразные.
— Повезло тебе, Машка, — Вика щедро мазала лицо фиолетовым кремом. — Пятеро братьев — это же как личная гвардия. В детстве, наверное, ты никого не боялась?
Маша боялась всего на свете: собак, темноты, кикимор, незнакомых взрослых, тыкв и клоунов.
Она вспомнила, как Мишка учил ее прыгать через скакалку, а она думала, что он над ней издевается, и грозила пожаловаться папе. Теперь он врач, лечит людей. А Сенька однажды специально макнул ее в лужу, потому что она все хныкала и хныкала, а ему не хотелось с ней гулять, хотелось в футбол. У Сеньки уже трое собственных детей, которым он рассказывает, что братья и сестры никогда не обижают друг друга. Олежка, который смастерил эту дурацкую кошку, мечтал служить в полиции, но на вечерних курсах с ним случилось что-то страшное, и теперь он делает нелепые игрушки и никак не может придумать, как жить дальше. Димка ходит по морям и очень расстраивает маму своим холостяцким бытьем, а Костик в этом году получит диплом.
— Мои братья, — сказала она задумчиво, — это стихийное бедствие. С ними то и дело что-то случается.
— Поэтому ты такая тихоня? Типа для баланса? — Аня уже прибрала последствия взрыво-носка и в каком-то, только ей понятном порядке, размещала по кровати пятнадцать плюшевых мартышек — ежевечерний ритуал.
— Какая уж есть.
— А говорят, что младшие самые талантливые, — заметила Вика.
— Кто говорит? — удивилась Маша. Она никогда о таком не слышала.
— Каждая желанная беременность, — у Дымова снова включилась преподская интонация, — наполняет женщину определенными эмоциями, которые, образно говоря, заряжают плод, как батарейка. А еще у этих эмоций накопительный эффект. Как результат: чем больше беременностей, тем больше в итоге достанется самому младшему.
— Ты прям как энциклопедия, — отметила Аня, подумала и поменяла двух мартышек местами.
Маша подозрительно уставилась на этого умника в трогательной кружевной ночнушке. Он читал книжку «Мама, я девочка!».
— Так поэтому Дымов в меня вцепился? — мрачно спросила она. — Думает, раз я шестой ребенок, так помогу ему сделать карьеру?
— А Циркуль в тебя вцепился? — Вика осторожно, чтобы не размазать крем, легла на спину. Она всегда так спала — как мумия в саркофаге, практически не шевелясь.
— Хочет, чтобы я выбрала словесность.
— Ну, ты же зубрилка, — философски сказала Аня, — ничего удивительного.
Она наконец улеглась и, пожелав всем спокойной ночи, плотно закрыла балдахин. Вика последовала ее примеру.
— До мая еще полно времени, Рябова, — едва слышно шепнул Дымов. — Вот увидите, я найду аргументы к той поре, когда надо будет писать заявление о специализации.
— Спокойной ночи, — кротко ответила Маша. Она так и не решилась задвинуть полог и лежала, глядя на погруженную во мрак комнату. Только небольшой светлячок двигался по странице книги Дымова, подсвечивая строки, которые тот читал. Очень медленно двигался, а потом и вовсе замер.
— Перестаньте на меня таращиться, Рябова, — прошипел он.
Их кровати стояли совсем рядом, буквально в метре друг от друга, и девчонки на других концах помещения, укутанные наговорами тишины, которая Аня умело вплела в ткань, не могли их слышать.