— Лучше быть дураком, чем стать дьяволом или его приспешником, — прошипел я.
— Дьяволом ты не стал бы. — с сомнением отозвался носитель сатанинского скипетра. — А генерал-дьяволом мог быть.
Кваазен не сказал больше ни слова, лицо его исказила глубокая зевота. Он посмотрел на меня, словно я говорил на непонятном ему языке. И растаял.
Очередная стена вздыбилась передо мной. Я отчетливо увидел подогнанный кирпич, алый, точно желе, к подозрительной прозрачности которого я с размаху бежал по воздуху. Стена, как приговор, неумолимо приблизилась. Я зажмурился, ожидая страшного удара…
Я открыл глаза, лежа в постели, где просыпался несколько дней подряд.
«…яблоко от яблони…»
Стремительно сомкнув глаза, я мысленно бросил в аляповатую темноту волновавший меня вопрос:
— Он придет в себя когда-нибудь?
Спустя короткую паузу обои сухо прошелестели:
— Придет когда-нибудь.
Я убедился, что мне это не слышится, и спросил:
— Что нужно сделать для этого?
Спустя пучок мгновений массивные часы на телевизоре протикали:
— Ему необходимо увидеть другой конец лавки с того конца, на котором сидит он. Это нелегко, но возможно, по крайней мере ему удавалось видеть его раньше. В отличие от некоторых.
— Оставьте ваши словеса, — дерзнул я, потягиваясь и готовясь распахнуть глаза. — От них сводит зубы.
Скрип кровати поддразнил меня:
— Может, ты ему поможешь?
Вопрос застал меня врасплох, и, сбросив оковы с глаз, я тихо произнес:
— Как?
— Это нетрудно, — влажно шумела улица в угол форточки. — Тем более что друг с тобой пошел тогда, не задавая вопросов.
— А именно?
— Поласковее с девочкой моей себя веди, щенок.
Разверзлась тишина.
«...о дальнейшем позаботится она.»
В четвертую ночь появилась Сашенька — в белой балетной пачке, в трогательных телесных балетках, почему-то при светлых волосах, уложенных назад и высоко изогнутых надо лбом, не менее крутом.
Она отслоилась от моей кровати, где я будто дремал, потому я не мог быть уверенным в ее неиллюзорности.
Мой вид не отражал эмоций, я хотел выглядеть выше их, зато в глубине меня клокотала взрывоопасная радость.
Сашка была другой, и дело не только в волосах. Нос из вздернутого превратился в отчетливо прямой и чуть уменьшился.
Она задорно смотрела на меня, старательно улыбаясь.
— Ты изменилась… — сказал я, дотронувшись до ее волос, чтобы еще раз убедиться в отсутствии обмана.
— Да. — подтвердила она, склонив голову.
— Зачем? — Я вглядывался в ее нос, даже придвинулся, стало любопытно — есть ли шрамы, пусть размером с волосок, но ничего подобного я не увидел.
— Захотелось. Чтобы стать другой. — Она немного подумала. — Чтобы стать иной, не той, которую ты знал. Может, тогда ты сможешь полюбить меня опять.
— Я и не разлюбил тебя вовсе, — светясь глазами, признался я, будучи удивительно добрым во сне. — Просто все получилось не так, как должно было быть, и результат не помещался в выдавленную под него форму.
— Еще если бы я пришла сюда такой, какой была, сюда уже примчались бы твои собачки, — детским голосом продекламировала Сашенька.
— Мои собачки? — Я недоуменно вскинул брови.
— Да, — подтвердила она, трогая белыми пальцами мои губы. — Твои толстые собачки… — Мне вспомнились Ит и Ур.
— Ты знаешь, кто они? — спросил я, задумываясь во сне, что в последнее время часто задаю вопросы и еще чаще слышу ответы не от тех людей, что должны их давать.
— Сам знаешь, — странно посмотрела на меня Сашка, губы ее тронула обида.
— Не знаю, — покачал я головой, во сне копаясь сам в себе в поисках истины.
«…во сне можно найти самые необычные вещи и самые неочевидные ответы...»
— Тогда посмотри в зеркало, — зло полоснула моя демоническая девочка, не разжимая губ. — Внимательно и пристально загляни в уголки собственных глаз и, может, увидишь, кто прячется там. — Она растворилась в моей постели, оставив белеть скучную тихую простыню.
Во сне я поводил рукой, пытаясь уловить хотя бы волос на месте, где только что явно шевелилось дорогое мне тело. Но простыня была холодной и отчетливо чистой.
Я вздрогнул, почувствовав чужое присутствие в непосредственной близости. Я вздрогнул и подался вперед, круто заворачивая голову под хруст собственных позвонков.
Сашка сидела за моей спиной почти вплотную, и не успел я открыть рот, как она приблизила свои розовые губы к моему уху и прошептала:
— Мне все это надоело. — Она сделала вид, что хочет укусить меня за мочку, я дернулся, и в эту секунду ее не стало. — И ты мне надоел. Я больше не приду к тебе, — убежденно бросил голос невидимой Сашки напоследок.