От Зубцова до Твери считается полтораста вёрст. Тройка отдохнула, воз не тяжёлый, но за день не пройдём — погода меняется, облака натягивает, к ночи, поди, и снегопад будет. «Гномик» говорит: ближе к Твери есть знакомое место, на постой примут.
Проскочили древнее, племенных ещё времён, городище — Любим-город. В славянских землях такие названия часты. От Любека и Люблян до вот этого, ещё словен ильменских, городка. На картах моего времени искать — бесполезно. Ещё один «Китеж-град»: выжжен под ноль татаро-монголами. Дважды. Но у него другая судьба: город исчез, а место заново заселилось.
В самом конце 13 века, полвека спустя после «Погибели Земли Русской», через пять лет после повторного уничтожения в здешней местности 14 отстроенных городов в ходе «Дедюнёвой рати», упоминаемый уже мною прежде князь Михаил Хоробрит нашёл здесь одинокую сумасшедшую старуху-«старицу». Пряталась она в пещерах в береговом обрыве. Местность обезлюдела совершенно и никто не мог сказать: как зовётся речка, впадающая здесь в Волгу, что за городок здесь прежде стоял. Хоробрит поставил крепостицу и назвал её по-простому — «Городок». А речку по старухе — «Старица».
«Городков» на Волге много, через пару веков имя реки перешло на поселение. А вот как звали ту старушку, которая в одиночку здесь в пещерах зимовала-бедовала, но от родных могил не уходила — никто не знает. Да и то сказать: не велика птица, чтобы по имени зваться, у нас на Руси таких — во всякий год на всяком пепелище.
Часа через три, уже затемно, приняли влево, вытянулись по ложбине-промоине в крутом береге к воротам усадьбы. Усадьба, видать, новёхонькая — ворота и частокол не потемнели ещё. «Гномик» наш к воротам сбегал, в окошечко открытое чего-то потолковал, ворота раскрыли.
— Давай, заезжай! У хозяина и банька горячая, и с Крещенья снеди осталось.
Да уж, давненько я в баньке не парился. Надо и погреться, и помыться, и вошек погонять.
Усадьба, и правда, этим годом поставлена: кучи мелочей нет, разное чего — не доделано, дерево свежее. Отдельных изб челядинских почти нет, службы по двору — не все, да и те, что есть — не используются. Сена не дают! Говорят — мало у них. А вот овса — хоть залейся. В смысле — засыпься. В конюшне — всего пара лошадок. Такие… мухренькие. Не боярские кони. Понятно, что в хозяйстве всякие бывают. Но других-то… не видать.
Какое-то… запущенное хозяйство. Новое, а уже запущенное. Народу мало, баб вовсе нет. Как же так?! Как же они без баб справляются?! Терпят, наверное. В смысле: постирушку, готовку, уборку… И ещё чего-то не хватает… Чего-то…
Факеншит! Собак нет!
— Сухан, красный.
Странно ли, что я, со своими заморочками из 21 века, ввел на «Святой Руси» совершенно не святорусскую систему — систему «цветных уровней опасности»? «Зелёный» — врага не видать и не слыхать. «Жёлтый» — возможно, но не обязательно. «Красный» — враг здесь. Дальше уже команда «бой».
С «зелёным» — мы дома сидим, в дороге — обычно «жёлтый», брони частью вздеты, оружие под рукой, но не на виду. А когда в руках — уже «красный».
— Эта… ну… а чегой-то? Чего красный-то? Нос, что ль?
Наш сопровождающий, местный конюх — проявляет любознательность. Мужик… как мужик. Невысокий, широкий, бородатый. Как слуга… не выучен. Ну да от конюха особо вежества — ждать не следует.
— Ну. У тебя. Чуднó — теплеет же, а нос-то… Во, блин, отвалиться сейчас.
Я продолжал нести ахинею, старательно разглядывая нос конюха. Мужик старательно скосил глаза, пытаясь в полутьме конюшни разглядеть окраску, потёр его ладонью.
— Вроде ничего… Вроде не поморозил… Вроде… А ты это… чего это?
Под его междометия я подошёл ближе и, на очередном шаге, между делом приподняв колено, выдернул свой «нож засапожный». Не знаю, что у княжьих гридней в сапогах, а у меня финка — мне так привычнее.
Конюх встревожился, заволновался, не отпуская свою нос, начал пятиться к воротам. И резко прижался к стенке, когда мой «финяк» приподнял ему бороду и упёрся остриём в шею.
— Дядя, собаки где?
— Хто?! Какие?! А… Ну… Дык… Ой-ой! Да не дави ты! Посекли мы их. Как сюды пришли — так и посекли. Бросалися они, дурные вовсе. Признавать не хотели.
— Посекли? Вместе с хозяевами?
— Да. Не! Ой!
Дядя понял, что проболтался, двумя руками ухватил меня за рукав, пытаясь отвести нож от своей шеи. Мгновение борьбы. Пересиливания. Не надо со мной так, я не лох, что бы чисто буром переть. Армрестлинг — физкультура, бой — смерть. Конюх схлопотал с левой в ухо, рванул… клинок вошёл в горло по рукоять. Он ещё крепко держал меня за руку, чуть шевелил губами, дергались его расширившиеся зрачки. Я сделал шаг в сторону, в бок и выдернул нож, мужик ухватился за горло, зажал рану…