Всё-таки, я — неискоренимый гумнонист и общечеловек. Нет, чтобы бросить такую страшную морду на половичке у порога — лихих людей отпугивать. Поднапряглись и отволокли с Суханом болезного в людскую. Новостей тамошних послушал: Рыкса мальчика родила. Вроде — все будут жить. У Рады, говорят, насчёт младенцев — «рука лёгкая». А вот насчёт хозяйства… Не прошло и полгода со смерти хозяина, но хорошо видно, как загибается, нищает усадьба. С челядью потолковал, послушал. Они меня за боярича не принимают — одежонка не баская. Забавно получилось: как-то нормально представиться не пришлось, всякая суета с роженицей — не того было. Все считают нас за Рыксиных слуг. Ну и ладно, меньше звона покуда будет.
«Покуда» — потому что играется совершенно очевидная вещь: продажа со сверх-прибылью. С осени начиная, Залесская земля готовится к большому походу. Всё свободное железо перековывается в оружие, всё оружие раскупается боярами да горожанами. Вроде бы, городовые полки в поход не идут. Кроме Муромского и Владимирского. Боголюбский и о других врагах помнит, и от шишей защиту оставляет. Ну, так и эту «защиту» в любой день могут на стены позвать. Цены на оружие поднялись в два-три раза. А у меня полная лодия этого всего! Рыксин муж пришёл в усадьбу на зимовку с дружиной — вещички и остались. Кое-что и от разбойничков гожее есть. Есть, например, два десятка стёганок-тегиляев в приличном состоянии.
С утра пораньше выбрался на городской торг — в Твери базарный день. Списочек своих товаров с местными ценами прикинул… Да уж, не худо местные оружейники в эту весну навара взяли.
Хожу по торгу, прицениваюсь, людей слушаю, на ус мотаю. Вдруг сбоку:
— Ой, не ошибся ли я? Никак молодой Рябина? Не признал? Так то ж я, Гвездонь с Ельны! Ты уж у меня в начале зимы товар брал. Весов разных с пяток. Не вспомнил, боярич?
Было такое — в начале нашего нынешнего зимнего похода, когда я в Елно заскочил да со Спирькой о «белых избах» толковал, были там и другие дела. «Коростель» много товару разного набрал, но пришлось кое-чего и в последний момент докупать. В частности — весы купеческие.
Я уже несколько раз говорил, что купец без своих весов и гирь торг не ведёт. Потому что взвешивает не только товар, но и серебро.
Лучшие весы — «коромысла» — делают в здешних краях. Вообще-то, Верховое Заволжье славится своим щеповым товаром. В лесистом Верховом Заволжье деревни малые. Земля — холодна, неродима, своего хлеба мужику разве до масленой хватит, и то в урожайный год. Как ни бейся на полосе, сколько страды над ней ни принимай — круглый год трудовым хлебом себя не прокормишь. Пока вокруг вековечные, дремучие леса — они и кормят. И сами собой, и выжженными, раскорчёванными новинами. Вот и идут крестьянские общины вниз по Волге, вверх по притокам, оставляя за собой проплешины выпаханной, «съеденной» земли. Нигде здесь крестьянин не живет с нивы — лес да река помогают. А ещё — ремесло. Не имея вдоволь своего хлеба, здешний житель принимается за промысел. Вареги вяжет, поярок валяет, шляпы да сапоги из него делает, шапки шьёт, топоры да гвозди куёт, весовые коромысла — чуть не на всю Русь делает. А коромысла-то какие! Хоть в аптеку бери — сделано верно. Хотя аптек здесь нет, но «аптечные весы» нужны каждому продавцу.
Переход от охоты, рыбалки, собирательства, которыми прокормиться умножающийся народ не может, к земледелию, которое тоже недостаточно, и далее — к ремеслу, к специализации общин на производстве продаваемого товара, идёт на Верхней Волге, уже давно. Нынче процветанию здешних ремесленных сельских артелей да «бизнесменов-туземцев» препятствуют то шиши речные, то княжьи усобицы. Новогородцы, переселяющиеся сюда и сами, и по приглашению Долгорукого — тот зазывал сильно, ссуды льготные новосёлам давал, становятся жертвами, «кормовой базой» своих недавних земляков — ушкуйников. Да и бояре новгородские, «белые люди» всегда рады стравить князей русских, чтобы выжгли те конкурентов, беглых, ушедших из-под боярской республики, «чёрных людей».
Потом придёт Батый… И всё станет пеплом. Потом по этим же местам раз разом будут прокатываться разные рати: Дюденева, Щелканова… Но Русь перерастёт, пересилит Степь. Походы Ивана Грозного откроют русским мастерам всю Волгу до Каспия, «век Екатерины» избавит от угрозы степных набегов и польских разорений, реформы Александра Освободителя дадут волю. И, наконец-то, во второй половине 19 века, Мельников-Печерский будет писать об здешних жителях: