Проще — полное отупение для изотропного повторения.
Этого мне пока не доверят. На сегодня у меня «медитирование с вертелом» — кручу ручку от бочки. Главное: делать это равномерно, однообразно, без рывков. Тупо.
Помимо собственно «рубахи кольчужной», у Ромика в хозяйстве есть ещё и чулки-ногавицы, естественно — с прорехой: дырка на пятке как у каждого нормального мужского носка, и бармицы. Носки — штопать проволокой. Бармицы — отцеплять от шлемов и тоже крутить с песком.
Глава 295
Трое здешних работников на меня косятся, но не цепляют. Даже подсказывают. Впрочем, что нам делить: они холопы княжие, я — боярич из «прышей». Компания… я же говорил: княжеский арсенал — отстойник со зверинцем. Не только по оружию, но и по людям.
Один — малый из «детских». «Мальчик на посылках». Но… как-то слетел с дерева, сломал ногу. «Гонец хромой». Проще самому сходить, чем его посылать да смотреть как он шкандыбает.
Другой — из княжьих отроков. Однажды проявил героизм в бою. Голову свою за князя подставил. Под булаву вражью. За что из дружины и списали: глаз вытек, каждое полнолуние неделю мучается сильными мигренями. Вот в такой период он и сточил лишнее у княжеского меча. От головной боли — последнюю гляделку закрыл.
Третий — холоп купленный. Попался на воровстве в кухне. «Васисуалий Лоханкин» — жрал не в очередь, ночью подъедался. Был обильно порот и списан в оружейку: кроме масла да жира здесь из съестного воровать нечего.
«Васисуалий» учит меня намасливать вычищенную кольчугу и поясняет:
— Промазать надо везде. Вот мы её кидаем в котелок с маслом и греем. И помешиваем. Чтобы колечки сдвигались. Потихоньку-полегоньку, долго-неспешно, осторожно-бережно. Смотри — масло брызнет! Палкой вытащишь, встряхнёшь и обратно. И — попинать. Чтобы везде. Но — бестолку. Потому как сыро и холодно. Кольчуга полежит — масло высохнет. Твёрдой плёнкой станет. Её тлен съест и за железо примется.
— А если бестолку — то зачем?
— Чтоб до следующего года долежало. Полежит, гнилью возьмётся — мы чистим. Оно ещё год полежит — мы опять чистим. А смысла никакого — никому не надь.
По моим наблюдениям, значительная часть повседневного труда бойцов в моё время воспринимается ими именно так — глупость бессмысленная, «никому не надь». В следующем, 1164 году, будет, как минимум, четыре войны с русским участием. Две — впрямую затронут Ростика и его сыновей. Но отсюда, из оружейного погреба, эти перспективы не видны. А вот ожог кипящим маслом от собственной неловкости… вот это серьёзно. Хорошо — только чуть попало.
Не прошло и года, как я с благодарностью вспоминал эти несколько дней проведённых в «застенках Будды» — в оружейной Смоленского князя Романа. Неторопливые объяснения и советы Гаврилы и его работников о многом заставили меня задуматься. Набирая уже свои дружины, я мог, понимая хоть чуть-чуть достоинства разных типов здешнего оружия, сразу избежать малоэффективных вариантов, не наследовать тупо вооружение и производные от него — организацию, тактику — «как с дедов-прадедов», но осознанно навязывать своё. Особенно: в части стандартизации, во внедрении доспехов иных типов. Что многим моим людям жизнь спасло, а «Святую Русь» — прославило.
Заработался допоздна: коли начал кольчугу варить — останавливаться нельзя. Едальня для служивых, где нас кормят, уже закрыта. Подёргал дверь, постучал…
Как сказал Хаям:
Первый шаг к мудрой жизни уже сделал — остался голодным. Теперь не пойду в казарму, закопаюсь тут в сугроб… И стану полным мудрецом.
— Боярич Иван Рябина?
— Чего?
Какой-то замотанный по глаза тип. Невысокий, сутулый. Шубейка напоминает слово… салоп. Почему-то.
— Эссс… Господин главный княжий кравчий… эссс… приглашает отужинать-ссс…
Факеншит уелбантуренный! Была у меня надежда… оказалась — глупая. Княжна, кравчий… А! Ещё — скарбник и стольник. Мне бы с этими персонами… встречаться нежелательно. Дантистов никто не любит. В смысле: у каждого из них зуб вырос. На меня.
Чудак приплясывает и кланяется. Замёрз бедняга. Давненько поджидает. Но в оружейку не пошёл — приглашение передаёт с глазу на глаз. Идти к кравчему… и никто про это не знает… Можно ведь и не выйти.