— Слышь, Иване, а это… ну… правда? Ну, что ты её, что вы с ней… типа… и как она? ну… в смысле…
Вот из-за этого он ко мне и пришёл. Из-за острого любопытства, из желания получить подтверждение такой «горячей новости». Подробностей! Деталей! Из «первых рук», от непосредственного участника!
— Сними-ка, Добробуд, кафтан да сапоги.
— Эта… с чего это?! Ты… ты чего?!!!
— Быстро!
Когда человеку к горлу приставляют острозаточенный «огрызок» — он раздевается… не столько быстро, сколько беспорядочно. Потом… теми же ремнями, которыми я недавно и саму княжну…
— Иване… я ж к тебе как к другу… а ты меня… Ты чего задумал?!
— Успокойся. Заботу твою, дружбу — я ценю чрезвычайно. Поэтому тебя и связал. Сейчас ты вот это выпьешь… Оно жгучее, но не смертельное. Потом узвару дам запить. Ещё — дам по морде и разобью нос в кровь.
— За что?!!! Ты чего?! Я ж к тебе по-доброму…!!!
— И я к тебе — так же. Теперь слушай. Ты у стольника ничего не слыхал. Привёл гонца и сразу ушёл. Шёл мимо оружейки, увидел огонёк, зашёл. Я тебя напоил… зельем своим. Мы повздорили, подрались. По вопросу… какая служба круче — вестовая или оружейная? Потом ты не помнишь. Потому что иначе — ты соучастник. Понял?
Он смотрел на меня совершенно испугано с полуоткрытым ртом. Куда я и влил содержимое полупустой корчажки со спиртом. Пока он пытался отдышаться — долил во входное отверстие узвару и уточнил:
— Тайное слово на сегодня какое?
— В-владимир.
— А отзыв?
— К-киев. А я с этого… не помру? А?
— Нет. Сам пил не раз — не помер. Утром голова будет болеть. Кони-то вестовые осёдланные в ближней от ворот конюшне?
— А? Ну. Да. Ой! Тфу! А бить-то зачем?
— Извини. Спасибо тебе, Добробуд Доброжаевич, спас ты меня нынче. А ударил я тебя не злобе, а для правдоподобия, чтобы у спрашивателей и сомнений не возникло. Ну, бывай. Может, и свидимся.
Веки его уже закрывались, он пару раз всхлипнул разбитым носом с кровяным подтёком и завалился на спину. Пришлось переворачивать на бочок — не дай бог захлебнётся спьяну собственной рвотой. Свои вещички в торбочку, казённые вестовые шапку, кафтан и сапоги — надеть. И…
Пулемёта, жаль, нету.
Пяток вестовых жеребчиков стояли осёдланными, форменный кафтан и тайное слово успокоили и без того сонных и пьяных от святок конюхов. Воротники, впервые на мой памяти, отворили ворота резво, едва подъехал — «Гоньба княжеска. Все сплошь бешеные. Им слово поперёк скажи — потом столько дерьма с самого верху повалится…».
Конь принял по дороге вправо. Как недавно на ленивой кобыле за щитами княжескими ездил. Десять минут галопа, и я перед городскими воротами. Запертыми. И куда теперь? Крыльев-то нет. Конёк — не горбунёк, крепостные стены не перепрыгнет.
И не надо. Я же говорю: наследил я здесь везде, натоптал. Наплёл… «паутинок мира».
Перед воротам — ров, через ров — мост. На мосту горят факела, и я между ними на коне кручусь. Вдруг сверху:
— О! С Городища…ло…ло, и мурло приехавши! Ага, усе разом, утрёх. Эй, паря, опять щиты золотые воровать собравши? Га-га-га!
— Мужики! Я по делу спешному! Мне в город надо!
— А ты скажи ещё какой стишок — мы и пустим.
Тю! Слава богу, мой склероз — моего маразма ещё не победил. Я ещё много чего вспомнить могу. Из «великого и могучего».
Стражники открыли ворота, заставили повторить стишок. Два раза — для лучшего запоминания, и отпустили с миром.
В усадьбе сразу началась кутерьма. Сборы по тревоге — дело моим людям знакомое. Но уж очень много непоняток.
— Ваня! Ты чего опять натворил?
— Не скажу. Не потому, что тебе, Аким Яныч не верю, а потому, что тебе про то знать опасно. А чего не знаешь — за то и не отвечаешь. Ну, вроде.
— Ты… ты чего… ты князя зарезал?!!!
— Да не кричи ты так шепотом! Ничего я твоему Благочестнику не сделал. Он, вообще, нынче в пригородной.
— Да? А жаль… Так. И куда ты нынче?
— Аким! Тебе это знать — смерти подобно! Ведь будут пытать пока не скажешь. А не знаешь — не соврёшь.
— Так-то оно… Сердце-то… ну… тревожится… Лады. Весточку-то хоть пришлёшь?