- Но он же тралмейстер, мореходку заканчивал?
- Если тралмейстер - помни, что ты тралмейстер и следи за режимом работы лебедки до самого последнего жвака. Игорь... он ведь всех приучил, что лебедка всегда на нем.
- Он ведь совсем не умел плавать, - давился слезами Антон, сидя на койке брата, - зачем он пошел в море, зачем вообще выбрал такую профессию?
- Я тоже совсем не умею, но разве это причина? Если что - в Арктике не поплаваешь. Тот, кто умеет - тот дольше мучается. Конец все одно один: без могилы, без отпевания...
- Почему без могилы? - удивился мой тезка, - брата похоронили.
Тогда удивился я:
- Где?
- В Тамбове, на кладбище.
- Да ты что?!
- Серьезно. Мать со свидетельством в церковь пошла, к батюшке. Все ему рассказала. Так, мол, и так: в Мурманск на пенсию не наездишься. Да и кто меня вывезет на место упокоения? Батюшка вынес какой-то сверток, завернутый в белую тряпочку и наказал: "Схороните в гробу. Это и будет могила вашего сына. У Бога земля одна".
...С пьяной, распухшей рожей, к Селиверстовичу я не пошел. Он тоже был деликатен. Не беспокоил, не кантовал. Был еще долгий, трехмесячный рейс, на нервах, на автопилоте. Мы загорали на южном побережье Шпицбергена, когда просочился слух о том, что нашли Игорька. Дескать, какой-то "Омуль" Беломорской базы гослова достал его донным тралом. Тело было без правого сапога, лицо объедено рыбами. Опознали его в порту, по одежде. Но в Тамбов Игорька почему-то не повезли. Схоронили за счет "конторы", на кладбище Дровяного. Совсем недалеко от "Двины".
Глава 11
Менялись орудия лова, менялись люди. Валька Ковшиков успел отгулять отпуск, и снова вернуться на судно. Брянского понизили в должности, послали старпомом на какой-то другой пароход. Обо мне как будто забыли.
- Некем менять, - сказал Селиверстович. - Старая гвардия вся при деле, а те, кто к морю не успел прикипеть, подались в кооператоры. Те же самые деньги - только с доставкой на дом. Ты подожди: как только твой друг Тарас из отпуска выйдет - сразу же осчастливлю.
В общем, не жил я - вычеркивал год из жизни и даже не подозревал, каким сокровенным местом ко мне повернется судьба. Внешне все складывалось удачно. В кармане зашевелилась валюта, в кои веки случился заход в Исландский порт Окюрейри, где я - сбылась мечта идиота! - урвал себе "тачку".
По дороге домой, я мыл рыбную фабрику. Каустик, щетки, жидкое мыло да две руки - это и весь мой боевой арсенал. Старший рыбмастер придирчив и строг. Мы, кстати, зовем его просто: "рыбкин" или технолог. Так вот, этот рыбкин сует свой прыщавый нос в каждый заплеванный угол. Прошлый раз проверил платком чистоту транспортерной ленты.
- Что за дела, Антон? Договаривались без халявы.
Пришлось уже в третий раз повторять пройденное.
Если честно, таких чистых фабрик никто еще ни разу не видел. Не бывала она такой даже с постройки судна. Я драю ее третий день и знаю что говорю. Обычно пять человек выполняют эту работу за пару часов. И над ними не стоит технолог с платком - запросто могут послать. А я не могу. Карточный долг - это долг чести. Буду пахать обществу на потеху пока не придем в порт. Рыбкин найдет повод. Зол он на меня. Ох, как зол!
Все знают, что они с дедом всегда играют "на лапу". То боцмана заставят выпарить бочки из-под соляры. То повара - перекладывать картонную тару. То рефмашиниста - ремонтировать для них автоклав. В общем, привыкли жить хорошо за чужой счет.
Особенно жалко рефа. Обмануть Виктора Аполлоновича - все равно, что обидеть ребенка. Такой это человек. Под личиной бывалого моряка, в нем уживаются природная хитрость, наивность и житейская несостоятельность. Подшутил я как-то над ним. До сих пор стыдно. Постирал Аполлоныч рыбацкий свитер. Повесил в сушилке и на подвахту пошел. Четыре камеры выбил, упаковал. Ящики в трюм опустил. Я смотрю: подсыхает кольчужка. Сходил в прачечную, набрал банку воды. Освежил это дело. Ближе к обеду идет Апполоныч с работы. Пошатывается. Но свитерок щупает. Голосок у нашего рефкина бабий, визгливый. За километр слышно.
- Да что ж это за дела? Не сохнет - и все!
Мужики с диванов попадали. А мне интересно стало. С какого раза до человека дойдет?
Отобедал, помнится, рефмашинист. Спать завалился. Я к его пробуждению еще пару раз повторил процедуру. И опять не увидел Аполлоныч подвоха. Вопреки ожиданиям, даже не матюгнулся. Молча забрал свой свитер, и повесил его сушиться над капом машинного отделения. В потоке горячего воздуха там все высыхает за пять минут. Ладно, думаю, объясним подоступнее.