Разборки с Ваней в Вани
Началась игра в гляделки. Я смотрел, улыбаясь. Слишком хорошо знал грузин, поэтому был уверен, что случится дальше. Сельчанин уже не мог отступить от своего намерения. Его же никто не заставлял. Он проявил инициативу. На глазах у всего села. Теперь, если струсит, покроет себя позором. На всю жизнь. Кому охота жить с таким клеймом? Даже если он прекрасный человек, хороший семьянин, трудяга. Все одно: каждый, даже самое распоследнее ничтожество в селе, будет тыкать ему. Мол, а помнишь, когда везли Тамару? А ты струсил! Из серии: стоило только один раз трахнуть козу!
Мне было уже жалко его. Пауза затянулась. Он понимал, что еще пара секунд, и уже ничего не спасет его от позора. Я пришёл к нему на помощь. Продолжая улыбаться, моргнул. Он понял, что я подбадриваю его, призываю к действию. При этом обещаю, что ничего страшного с ним не случится. Он поверил. Что ему еще оставалось⁈ Выдохнул. Начал заносить руку. Я тут же выстрелил ему под ноги. Все закричали. Некоторые женщины даже прикрыли лица руками. Дым развеялся. Сельчанин стоял в той же позе, беспрерывно хлопал глазами. Посмотрел себе под ноги. Понял, что жив, здоров и даже не ранен. Выдохнул. Разжал пальцы. Комок грязи упал на землю.
Тут же сбоку раздался сначала такой знакомый мне свист летящего ножа Бахадура. Потом жалобный вой. Все повернулись в ту сторону. Еще один герой объявился слева, где была зона ответственности алжирца. Но этому сельчанину повезло меньше. Бахадур, полагаю, с ним в гляделки не играл. Тут же пресек на корню попытку заляпать грязью боготворимую им женщину. Вот и стоял теперь этот несчастный, растопырив ладонь, в центре которого торчала железная полоска. Я кивнул Бахадуру. Улыбаясь, покачал головой. Бахадур лишь пожал плечами. Что должно было означать: ну, жив же человек! Как ты и просил!
Этих двух уроков хватило, чтобы все «зрители» тут же с криком разбежались.
— Как ты? — спросил Тамару.
— Думала, будет сложнее, — улыбнулась моя грузинка.
— А что я говорил! — я даже подбоченился. — Я знаю людей!
— Коста! — одернула меня Тамара.
— Шучу, шучу!
Её беспокойство было понятно. Она всю жизнь жила в окружении бахвалящихся мужчин. Они ей оскомину набили. Меня, может, в первую очередь, полюбила из-за того, что я как раз совсем не был заражен этим «недугом». Спокойно относился к своим подвигам. И уж тем более, рассказывал про них просто, без пафоса. Не кичился, не хвастался. И царице совсем не светило, что и я окажусь в этом болоте куликов, где каждый поёт оду своим деяниям. Все просто. Будь мужчиной, поступай как мужчина. А уж оды про тебя пусть слагают другие!
Тамара успокоилась. Тронула коня. Повела его самым медленным из возможных шагом. Так же гордо и ровно держала голову. Смотрела только вперед.
"Вряд ли когда-нибудь до и вряд ли когда-нибудь после Тамары кто-то въедет в это село с таким невероятным триумфом!' — мы с Бахадуром, наверное, думали об одном и том же и с одинаковым восхищением смотрели на грузинку, удивляясь её выдержке.
За оставшееся до дома братьев время больше ничего не произошло. Ни одного шороха. Никто не пикнул. У ворот я спешился. Помог Тамаре. Бахадур уже был на ногах. Принял коней. Я на всякий случай еще раз посмотрел на Тамару. Она кивнула. Я постучал в ворота.
Все повторилось, как и в первый мой приезд сюда. Ворота открыл Баадур. Остолбенел. Тут же бросился в дом, звать братьев. Я, может быть, так и остался бы стоять на пороге. Но Тамара решительно вошла во двор. Мы с Бахадуром последовали за ней.
Решил подбодрить себя и алжирца. Тома явно в этом не нуждалась.
— Знаешь, как его зовут? — указал я на убегавшего слугу.
— Нет, — удивился Бахадур.
— Баадур! — я рассмеялся.
— Шутишь? — глаза Бахадура округлились.
— Нет. Тамара?
Тамара, складывая зонтик, кивнула, подтверждая мои слова.
— Тогда его не трону! — улыбаясь, прожестикулировал Бахадур.
— Надеюсь, никого не придется трогать! — выразил надежду.
А между тем движение во дворе тут же прекратилось. Все замерли. Казалось, в тех же позах, в которых их застал вход Тамары. Кто-то из слуг так и не смог разогнуться. Все смотрели со страхом. И только, как мне показалось, Манана в первую секунду вспыхнула улыбкой, завидев госпожу. Но тут же вернула на лицо каменную маску.
Выбежали братья. Также застыли на крыльце. Шагу больше ступить не могли. Понимая, что немая сцена может длиться бесконечно, я улыбнулся.
— Мир вашему дому! — выступил торжественно.
Мой голос стал аналогом «отомри». Все разом выдохнули. Приняли стойку «вольно». Теперь смотрели на братьев. Ждали их ответа.