Сам был рад вырваться с опостылевшей гауптвахты, хоть и в сопровождении вооруженного матроса. Наелся сидением в четырех стенах, покрытых шаровой серой краской. Проскурин уехал в Одессу еще перед Рождеством. Греки изредка навещали, но гораздо реже, чем хотелось. У Марии в таверне была горячая пора из-за наплыва гостей Голицыной, навещавших ее на праздниках. В общем, душа просила любой смены обстановки.
Нарядился в охряную черкеску, прицепил кинжал. Потом об этом сильно пожалел. Мое появление в комнате, где проходило заседание, вызвало пересуды.
— Это кто к нам явился? Черкес? — спросил один из судей без звёздочек на эполетах[1].
В «блеске» фантазии подмывало заорать: «Да здравствует наш суд! Самый гуманный суд в мире!». Конечно, сдержался. Не поймут-с!
— Переводчик! — отчеканил я, по-дурацки вытянувшись во фрунт.
— Не паясничайте! — отчитал меня каперанг.
Все равно не угодил! Мог и не сдерживать желаний. Процитируй я Вицина, получил бы такую же отповедь!
— И впредь являйтесь на заседания в нормальной одежде, — каперанг, между тем, не унимался. — Есть во что переодеться?
— Флот снабдил, Ваше Высокоблагородие!
Такое бывает довольно часто. Я про то, как два человека, впервые столкнувшись, еще ничего не зная друг о друге, сразу испытывают взаимную неприязнь! Очевидно, что мы с каперангом вошли в число таких пар. Вот только встретились мы с ним не в чистом поле, где у меня были бы большие шансы с ним справиться. Мы были на его территории. В суде! Дуэли он мне не предложит. Зачем? Просто загонит за Можай, на кудыкину гору, за тридевять земель! Все-таки, как же русский язык способен изящно послать человека куда подальше!
«Смех — смехом, — подумал я, — а с этим инквизитором лучше держать ухо востро!».
«Инквизитор» удовлетворенно кивнул и вызвал Вульфа для дачи показаний.
Этот «бравый» моряк добрался до Севастополя лишь 10 декабря, две недели (!) рыская по морю в поисках своего подконвойного и создав головную боль капитану Чайлдсу. Все время карантина «Виксен» простоял в бухте без судовых документов, которые капитан «Аякса» забрал себе еще в Суджук-Кальской бухте.
Судьи, профессионально разбиравшиеся в морском деле, быстро выяснили все подробности погони и конвоирования «Лисицы». Вульф краснел и нервничал от ехидных вопросов, отвечал сбивчиво и путано. Он также свидетельствовал, что на момент ареста команда шхуны «выгружала неизвестно что на берег и с береговыми жителями имела сношения крайне подозрительные». Оттуда же на «Аякс» прибыл сам Белл.
Взялись за англичан. И уже то, как они держались, первые их показания, подняли во мне волну злости. Нет, не к ним. К Вульфу. Я переводил. А мне хотелось подскочить к этому недотёпе, схватить за шкирман и пару раз потыкать головой об стену. Как кота в обоссанные им тапочки. И приговаривать: «Видишь, как нужно вести себя представителю великой Империи, позорник! Видишь! Неуч и мямля!»
Британцы запираться не стали. Чайлдс доходчиво пояснил, что по требованию шиппера искал удобную бухту для вступления в торговые отношения с туземцами. Белл же выступил с заявлением:
— Сведений ни о какой береговой блокаде или каких-то иных ограничениях, которые бы препятствовали нашему плаванию, не было опубликовано в Governmental Gazette of Great Britain ранее 1-го сентября — того последнего дня, когда я покинул Лондон. Впоследствии мне стал недоступен этот единственный источник новых правительственных распоряжений, на коих мог бы основывать свои действия как верноподданный, если бы таковые сокращения правил для Британских торговцев действовали для данного случая.
Я пояснил судьям, уточнив у Белла, что Governmental Gazette of Great Britain — это британский официальный правительственный листок.
— Вынужден вас разочаровать! — угрюмо высказался председательствующий в суде контр-адмирал. — Об установлении блокады были извещены все иностранные государства, а их консулы в Константинополе снабжены текстами объявления на русском, английском, французском и итальянском языках пять лет назад.
— Осмелюсь спросить высокий суд, является ли Черкесия частью Российской Империи? — елейным тоном осведомился Белл.
Я начал переводить, уже понимая, что Белл загоняет судей в подготовленную им ловушку. Было очевидно, что скоро последует мощный выстрел по бастионам военно-морского правосудия. Так и хотелось выставить перед судьями табличку: «Осторожно! Мины!»