…Проскурин и Миша уже сидели за накрытым столом. Явно томились. Но держались, не притрагиваясь к еде. Ждали нас.
— Ну, наконец-то! — обрадовался Проскурин, увидев нас. — Я тут уже весь слюнями изошёл!
Сели за стол.
— Эх! — пожаловался Проскурин. — Не получился сюрприз! Раскололась молодёжь!
Микри, которая подходила к столу с огромным блюдом с бараниной, и Миша покраснели.
«Надо же! — подумал я. — Впервые вижу Адашу, чтобы она столько краснела!»
— Перестань! — успокоил я офицера. — Ещё как получился! До сих пор в себя прийти не могу! К тому же, я ничего не выспрашивал. Так что, Миша, Микри, жду вашего рассказа!
— А чего это ты у них спрашиваешь? — хитро прищурился Проскурин.
Молодые опять покраснели. Я задумался.
— Твоих рук, что ли дело⁈ — догадался.
Проскурин вместо ответа важно откашлялся.
— Ну, ты и…! — я рассмеялся. — Тогда ты рассказывай!
— Да, тут… — Проскурин внезапно смутился. — И рассказывать-то…
— Давай, давай! — подначивал его.
— Так просто всё! Адаша, как ко мне с записками бегать начала, присмотрелся. Потом подумал: а не буду ли я дураком, если такую девушку из семьи упущу? Вот, перед Рождеством их и познакомили. Так сами не ожидали, что они такие прыткие окажутся. Быстро спелись!
— Погоди, погоди! Как из семьи⁈ — я опешил. — В смысле⁈
— Так, Михаил — племянник моей жены! — Проскурин улыбнулся.
— Шутишь?
— Коста! — Проскурин не шутил.
— Как племянник? Он же — Микис? Грек! Ты тут причём?
— Так у меня жена — наполовину гречанка! — Проскурин сообщил это так, будто дело обычное. Даже плечами пожал.
Я остолбенел.
— Да, да, — Проскурин вздохнул. — Ведь мы с тобой столько знакомы, а по душам… Всё про дела. Будь они неладны. Видишь, ты и не знал. И не твоя вина. Я не говорил.
— Но я и не спрашивал. А мог бы.
— Все равно. Не твоя вина.
— Давай, хотя бы на будущее договоримся, что не всегда будем только о делах.
— Ну, теперь-то… Мы, считай, почти родственники с тобой.
Я задумался.
— А, ведь, верно! Адаша — племянница моей кумы. Миша — племянник твоей жены! Считай — и твой! Здорово! Я знаю, за что мы выпьем в первую очередь! Не за вас, Микри и Микис, уж извините. За вас будут все остальные тосты. Мы выпьем за нашу семью! Такую красивую! И в чём-то — удивительную! Потому что у нас в семье и русские, и греки, и турки! Наша семья по-хорошему должна служить примером всем остальным. Правильно сказал мой зять: в войне нет счастья. Счастье — в таких семьях как наша!
Все бурно отреагировали. Выпили. Я вдруг понял, как голоден! Набросился на баранину.
— Уууууу! Микри! Уж на что Мария кудесница в готовке! Но твоя баранина! Скажи, Умут?
— Много раз говорил, шурин!
— Послушай! — я даже чуть не подскочил от пришедшей в голову идеи. — А, может, вы молодые, в Крым переедете? Сестра там уже зашивается. Таверна большая. Народу каждый день — тьма. Вы же вдвоём с Марией вообще весь Крым на уши поставите с вашей готовкой! Умут?
— Не поверишь, шурин. И это уже несколько раз предлагал Адонии.
— И? — я посмотрел на Адашу.
— Я подумаю! — Микри зарделась.
— Мы подумаем! — мягко поправил Миша и улыбнулся.
— Ох, ты! — я с уважением посмотрел на «баскетболиста».
— Видал! — Проскурин приосанился.
— Могёт! Ничего не скажешь! — подтвердил я достоинства племянника моего нового родственника.
Как и было обещано, остаток вечера мы беспрерывно пили за молодых. А потом сидели всю ночь вдвоем с Проскуриным за разговорами «не о делах».
На судно я прибыл самым первым. Англичан дожидаться не стал. Прихватил с собой добрый кусок баранины, приготовленной Микри. Угостил капитана.
— Паф! Паф! Паф! — восхитился капитан сразу же, как попробовал первый кусок.
Я с чистой совестью пошёл спать. И совсем не беспокоился об отплытии и всем остальном.
Настолько, что чуть не проспал время рандеву с шаландой Папы. По поручению капитана, матрос меня растолкал. Сообщил, что подходим к месту «десантирования». Я быстро оделся. Вышел на палубу. Поздоровался с Абдулой.
— Минут через десять должны показаться твои друзья. Если ты ничего не напутал.
— Не пугай меня, прошу! Если я напутал, мне одна дорога — на тот свет!
Стоявшие в сторонке Белл и Чайлдс внимательно за нами наблюдали. Чайлдс при этом что-то нашёптывал Беллу на ухо. Мимо них явно не прошло ничем не объяснимое оживление на судне. Во всяком случае, если Белл и не догадался бы, то уж Чайлдс точно понимал, что беготня матросов и какие-то приготовления определённо не вызваны насущной необходимостью, курсом судна, дующим ветром… Может английский капитан сейчас об этом и говорил Беллу. Я направился к борту.