Моим спутником стал один из убыхов-узденей Берзега, из числа тех, кто был с Курчок-Али, когда мы ехали встречать свадебный поезд из Карачая. По-турецки он не говорил. По-натухайски знал, хорошо если, несколько слов. Так что мы разговаривали преимущественно руками и непереводимыми междометиями. Понимали друг друга отлично. Когда ты то и дело проваливаешься в промоину или поскальзываешься на камне, понятно и без слов, в каком «восторге» ты пребываешь!
Без него я не проехал бы и пары километров вдоль Мздимты. Тропинка так хитро была устроена, что то и дело пропадала. Лишь знающий путь мог безошибочно сориентироваться в нагромождении камней. И никакой «встречки». Попадись нам кто-то, едущий в противоположном направлении, проблем не избежать. И не сбежать, если столкнёшься с врагом!
Именно так случилось с Софыджем!
Мы уже почти добрались до Ачипсоу. По крайней мере, так я понял по возгласам моего проводника. Совершили очередной переход через реку, чудом не свалившись с мокрых камней и не потеряв чувяки в прибрежной глине. Только-только оседлали лошадей и продолжили свой путь. Не успели завершать очередной поворот, как столкнулись с моим бывшим проводником!
Прав оказался Гассан-бей, предупредив, что Софыдж вот-вот вернется в окрестности Адлера. Без понятия, чем он занимался у медовеевцев. Наверное, снова хвалился, какой он весь из себя знаменитый абрек. Рассказывал лихим горцам в кунацкой, экий из него вышел бесстрашный и неукротимый, как все абадзины, воин! Наверное, поэтому, мгновенно меня узнав, он спрыгнул с коня и водой попытался от нас уйти на другой берег. Туда, где к воде примыкали густые кусты, образуя границу каньона, а по его склону ниспадал красивейший водопад.
Я среагировал молниеносно. Выхватил заряженный револьвер из седельной кобуры и выстрелил в камень на пути этого труса. Брызнули скальные осколки. Выстрел заглушил на мгновение шум весенней Мздимты.
— Бешеный урум! — закричал Софыдж, размахивая руками, чтобы удержать равновесие.
Куда там! Шлепнулся в воду, подняв тучу брызг.
Я спрыгнул с коня на каменистую осыпь под крики узденя Берзега. Провернул барабан револьвера. Софыдж все понял. Покорно зашлепал ко мне, осыпая нас ругательствами и угрозами. Мой спутник-убых что-то грозно ему крикнул, упомянув имя Гассан-бея. Абадзин заткнулся. Выбрался на сухое место.
— Урум! Я заплачу виру!
Я молча приблизился. Вытащил ножик.
— Только не глаз! — завопил Софыдж.
— Сядь!
Я указал ему на камень. Он замотал головой.
— Сядь! Кровь возьму — жизнь оставлю!
Софыдж заплакал. Слезы стекали по его щекам редким водопадом. Он вглядывался в меня, переводя взгляд с револьвера на ножик. Потом на мое лицо и снова на револьвер. Решился, в конце концов, и уселся на камень.
Я быстро взмахнул ножиком и прочертил полосу от края рта к уху предателя. К чести Софыджа, он не завопил, как Лука. Не схватился за щеку. Лишь ненавидяще смотрел на меня, не отрываясь.
— Вынимай газыри и сыпь заряды в воду! — приказал я.
Он подчинился.
— Теперь ружье!
Мне совсем не улыбалось получить выстрел в спину. Ни секунды не сомневался, что он на такое способен. Пистолета на поясе у него не было. За кинжал хвататься у него решимости не хватит! Без ружья — вернее, без патронов — он был мне не страшен. Конечно, пройдет время, и он захочет отомстить. Плевать! Как говорил Торнау, на Кавказе все — фаталисты! А жить все время оглядываясь? Из-за этой мрази? Три раза тьфу на него! Зелим-бей я или погулять вышел⁈
Он вытащил свой мушкет из мехового чехла и очистил зарядную полку. Из седельной сумки достал тряпицу и прижал к щеке, чтобы остановить кровь.
Убых снова что-то грозно крикнул. Я понял, что он приказал Софыджу столкнуть своего коня в воду, чтобы освободить нам дорогу. Абадзин подчинился.
— Захочешь отомстить, всегда пожалуйста! Буду ждать приглашения на бурку! — спокойно сказал я, глядя ему в глаза.
Он что-то пробормотал себе под нос. Жалкий и растерявший весь свой напускной апломб, он был смешон. Я рассмеялся ему в лицо. Стерпел и это. Сдулся великий абрек, хвалившийся перед всем аулом на пути в Карачай своими подвигами!
— Едем! — позвал я убыха.
Он взглянул на меня с уважением. Наверное, был бы у черкесов в заводе такой знак, показал бы мне большой палец. Но он лишь цокнул языком и тронул коня.
Я вскочил на своего и, не оглядываясь, поехал следом. Софыдж стоял по колено в воде. Отвел взгляд, когда я проехал мимо. Уверен, он выдумывал в этот момент сотни казней на мою голову.
Мы отдалились не более чем на сотню метров, как нам навстречу показалась группа всадников. Медовеевцы! Я сразу узнал Маршания и помахал ему рукой. Он ответил, не выдав своего удивления.