— Не продашь мне раба?
— На кой черт он тебе сдался? Толку от него никакого нет. Бродит по аулу, железки подбирает. Потом ими швыряется. Ремесел не знает. Говорить не может. И в побег собрался, как видишь.
— Продай! — твердо подтвердил я свое желание.
— Не на тропе же о делах говорить. Поехали ко мне домой.
… Стол у владетеля Ачипсоу оказался скромным. Прав был Гассан-бей, когда говорил про бедность медовеевцев. Но она не повлияла на позицию Маршания относительно судьбы Бахадура. Продавать его за золото горец отказался.
После того, как меня накормили, мы сели говорить о делах. Передал все порученное Гассан-беем. Медовеевцы обещали отправить отряд к мысу Адлер и оповестить соседские общины. Русских ждало серьезное сопротивление.
Привели алжирца. Немного помятого и в цепях. Он безучастно ждал итога моих переговоров. Но они явно не заладились. Маршаний уперся и ни в какую!
Я вздохнул. То, что задумал сделать, не лезло ни в какие ворота. Но выбора не было. Мне был нужен Бахадур. Иметь за спиной человека, готового прикрыть тебе спину — дорогого стоило. Особенно здесь, в горах Черкесии.
— И это не возьмешь в уплату?
Я положил перед Маршанием на низкий столик один из своих револьверов. Медовеевец восхищенно цокнул языком. Такое уникальное и статусное оружие не могло оставить его безучастным.
— Ты умеешь уговаривать, Зелим-бей! — восхищенно признал он. — Ценности великой эта вещь! Я не только возьму ее в уплату за свободу раба, но и дам ему коня и черкеску. Как я понимаю, он снова станет свободным.
— Договорились! Мне покойный княжич Бейзруко сулил за револьверы десять коней из табуна своего дяди, Джамбулата Болотоко, — не удержался я от похвальбы. — Ты не прогадаешь.
— Редкой храбрости и ума был темиргоевский князь! Вся Черкесия скорбит о его смерти! Не спасла его от пули заговоренная рубаха.
Маршаний встал и приказал своим людям все устроить с Бахадуром. Его увели снимать цепи. С ним пошел уздень-убых, с которым я приехал в Ачипсоу и которого, как выяснилось, звали Керантух. Хотел лошадь посмотреть, обменянную на такой выдающийся револьвер. Мы же продолжили свою беседу.
— Про все эти заговОры… — задумчиво молвил медовеевец и неожиданно выдал. — Ты, Зелим-бей, видел бы свое лицо, когда осенью нам показывал свой шрам на груди. Я ведь просто хотел убедиться, что ты под рубахой панцирь не носишь. У нас ведь как бывает. Пойдут разговоры про заговоренного. А он на самом деле в доспехе! Вот и не берет его шашка. Лишь синяков наполучает в бою. А в папаху под мех вошьет круглый шлем или сетку стальную. И будет у него голова заговоренной! — расхохотался он.
— Разыграл меня? — усмехнулся я.
— Разыграл! — согласился Маршаний. — Я вообще пошутить люблю. Как-то раз мой аталык Карамурзин привез ко мне одного русского. Тайком. Гостил у меня тогда один абрек — такой же герой, как Софыдж. Утверждал он, что русского носом чует. Вот я и посадил уруса и абрека за один стол. И все спрашивал, ничего он не почуял? Тот олух так и не понял ничего. Как же мы потом смеялись, когда он уехал!
Меня вдруг осенило.
— Офицера того не Торнау звали?
— Откуда знаешь? — напрягся Маршаний. — Я про то, что он офицер, сейчас не говорил…
— Встречался с ним однажды. Отчаянный человек.
Маршаний пристально на меня смотрел. Прикидывал, стоит ли мне доверять. Тему мы затронули непростую. Если в горах узнают, что Маршаний якшается с русскими лазутчиками, да еще офицерского звания, у него могут возникнуть проблемы. Здесь народ штрафуют, даже если просто кто-то решится у русских что-то купить.
— Меня Карамурзин попросил его приютить на время. Не мог я аталыку своему отказать.
— Я тебя не корю! Наоборот! Торнау в беду попал. Его кабардинцы захватили и где-то спрятали. Нужно его выручать. Где найти Карамурзина? Не слыхал ли ты об этом деле?
Маршаний понял, что мы на одной стороне и отнекиваться не стал. Но помочь мне ничем не мог. Не знал, ни где прячут Торнау, ни где ныне Карамурзин.
— Я про кабардинцев вот только от тебя узнал. Сидят в каком-нибудь ауле высоко в горах и мечтают о выкупе. Зимой редко в набеги отправляются. Случайно услышал недавно, что убыхи делали набег в Абхазию. Они этим делом больше других промышляют. Захватили там свадебный поезд с какой-то грузинской дворянкой. Наверное, будут у родни требовать отступных. Или в Турцию продадут.
Я задрожал всем телом. Руки покрылись липким холодным потом. Воздуха резко стало мало. Имя названо не было. Но я не сомневался: Тамара! Это ее похитили злодеи! Это ее жизни и чести сейчас угрожали пока неведомые мне горцы.