Эдуард Веркин
Прыжок
© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016
Найда сидела в коробке из-под бананов и смотрела. Михаил не отворачивался от станка, но знал, что она смотрит, она всегда смотрела. В мастерской пахло деревом, клеем, палёным маральим рогом, растворителем и самодельной восковой свечкой, которую Михаил всегда зажигал, когда работал. За зиму он нажёвывал трёхлитровую банку воска, топил его и катал трескучие и пахучие свечки.
Найда от них морщилась и чихала.
Михаил закончил с ножом, выключил наждак, повернулся к Найде. Она смотрела.
– Вот, – сказал Михаил, – ещё один.
Найда кивнула, склонила голову.
Михаил завернул нож в промасленную бумагу, перетянул шнуром, кинул в ящик.
Летом к Михаилу приехал заказчик из Москвы с двумя ящиками ножей. В зелёном ящике ножи были хорошие, но обычные, рядовые, такие продают в охотничьих магазинах. В белом лежали настоящие авторские булаты, для ценителей, для тех, кто понимает. Михаил делал рукояти. Он стал заниматься этим давно, ещё в школе приучился, и постепенно начал понимать это дело тонко и сам не заметил, как стал уже и мастером. И теперь к нему приезжали со всего северо-востока, из Финляндии, да и из Германии тоже, и сами охотники, и найфоманы, и для хорошего подарка тоже ножи брали.
Московский заказчик обрисовал – к ординарным ножам приделать просто достойные рукояти, к булатам же должны приготовиться рукояти дорогие, можно с затеями. Какие именно, заказчик указывать не стал, Михаил работал по хотению, но всегда получалось красиво. Использовал карельскую берёзу и кап, рог и бивни, иногда прессованную бересту, иногда набирал рукоять из николаевских полтинников с чётким гуртом, иногда вплавлял янтарь, а в дни весёлого настроения снабжал скучный магазинный клинок накладками из мамонтового бивня, а дорогой, на вес золота, харалуг снаряжал унылым самоварным бакелитом.
За ножи должны были хорошо заплатить.
Хотя деньги особо были не нужны, Надежда, жена Михаила, занималась пиаром, что приносило немало, но Михаил любил, чтобы в доме были ещё и настоящие, правильные деньги, добытые руками. Вернувшись со службы в пожарке, он завтракал, брал чайник и уходил с Найдой в мастерскую. После обеда заходила дочь Валька, приносила Найде печенье, смотрела, как работает отец. А он не знал, что сказать, поэтому глупо спрашивал про уроки.
Валька рассказывала про уроки, подробно и с интересом, Михаил слушал и иногда что-то спрашивал, но ответов не слышал. Валька называла Найду Няшкой и грозилась покрасить в розовый цвет. Михаил улыбался.
Найду Михаил взял тоже летом, месячную западносибирскую лайку, для охоты, для лесных прогулок, да и Вальке она сразу понравилась.
Жена Надежда против собаки не была, сказала только, что в дом собачатину не пускать, пусть в мастерской живёт, там тепло. Впрочем, долго Надежда не продержалась, и скоро Найда из мастерской перебралась в гостиную и стала там жить у печки.
– Ещё сорок семь штук, – сказал Михаил. – Сорок семь ножей – и весна.
– Опять в лес уйдёшь? – спросила Валька.
– Да, наверное…
– Найду возьмёшь?
Он достал из белого ящика клинок и стал думать. Серебряной проволокой. А потом чуть золотом между витками. Состарить кислотой. А можно не старить, все старят, это уже общее место, неинтересно. Или не кислотой состарить, а в подпол кинуть, пусть подышит.
– Ты обещал меня взять, – напомнила Валька.
– Возьму. Там далеко идти. Лет через пять возьму, когда сможешь.
– Хорошо, я запомню.
Валька смотрела на отца. Найда грызла Вальку за палец. Михаил выбирал. Всё-таки не проволока, лучше дерево. Лучше дерево и проволока.
– Я не забуду, – напомнила Валька.
Она каждый день спрашивала и каждый день обещала не забыть. Михаил готовил ножи, Найда росла, Михаил надеялся, что к апрелю она подрастёт достаточно, главное, не забывать – витамин А на корочке хлеба.
Так проходила осень. Михаил знал, что она всегда будет долгой, а зима ещё дольше, так получалось всегда.
В октябре перед самым первым снегом Найда увязалась за котом, соседским мохнатым сибиряком, и он увёл её под колёса проезжавшей фуры. Не мучилась, сразу умерла. Михаилу сказал соседский мальчишка, он возвращался из школы и видел.
Михаил закопал её на лесной опушке и яму выбил глубокую, наверное, по пояс. Земля уже остыла, и Михаил, ломая её, сбил кожу с рук. Никаких камней ставить не стал, просто и ровно, ничего не было.
После Найды Михаил остановился. Он ходил на работу, возвращался домой и сразу направлялся в мастерскую. Он больше не резал рукояти. Чтобы по ножам не пошла ржавчина, залил их отработкой. Вместо ножей Михаил взялся за шкатулки и рамки для фотографий, это было проще. Дерево давалось ему, шкатулки вырезались легко, а рамки складывались в несколько точных движений. Михаил мастерил шкатулки, клеил рамки и складывал их в чулан. Каждый день.