Сложившуюся ситуацию Хализев и Дорохов обсуждали достаточно долго. Потом состоялся разговор отца с дочерью. Трудно сказать, какую стройку в Татарии возглавлял бы сейчас Гридин, если бы не решительное заявление Дины о том, что Константину суждено принадлежать ей безраздельно, а папахен должен все уладить, ибо в противном случае последует самосожжение на Красной площади (в то время для подобных актов еще не предназначавшейся).
Гридину пришлось-таки писать Соне о своем от нее отказе. Хализев как раз собирался в Казань к Зиннуру Шакирову, некогда вступавшему в партию по рекомендации Дорохова и теперь возглавлявшему один из семи казанских райкомов.
«Не журись, Костя, — похлопал его порученец по плечу. — Все будет «хоккей». Это я тебе говорю — Аркадий Хализев!»
Больше никогда к этой истории они не возвращались. Гридину было и стыдно, и больно при воспоминании о соблазненной и покинутой балерине. Как она отреагировала на его «прости» и как проходил их с Хализевым разговор, он знать не хотел.
«Вот что, парень, — сказал ему будущий тесть, пригласив в обитый коврами кабинет. — Романчик с твоей артисточкой мы замяли. Шакирову это стоило двухкомнатной квартиры из резерва райкома. Обо всем забудь, а то, что я тебе сейчас скажу, запомни: держись Аркаши Хализева. Он никогда не будет Первым, но первым будет всегда. Ты меня понял?»
Гридин понял одно: он вступает в новую жизнь, и она целиком и полностью будет зависеть теперь от этого властного человека.
С тех пор он побывал в родной Казани единственный раз — двадцать лет спустя, 21 сентября 1993 года, когда хоронили сестру Людмилу. Он понуро шел за гробом сестры и думал, как часто ирония судьбы переходит в сарказм: Людмилу бросил ее ростовский ухажер, как некогда бросил Соню Гридин. Несчастная сестра вернулась в отчий дом и дожила свой век в одиночестве. Теперь очередь была однозначно за ним — других Гридиных не оставалось.
«Кажется, за мной должок? — подошел он на похоронах к советнику президента Татарстана Зиннуру Шамилевичу Шакирову и протянул ему связку ключей от опустевшей квартиры на улице Пионерской. — Распоряжайтесь…»
Больше он о Соне Маликовой не вспоминал.
«Первый», «Первый», я — «Шестой». Объект возвращается. Как поняли? Прием!..»
«Шестой», я — «Первый», вас понял. «Четвертый», выходите на связь с «Воздухом-2», ведите Объект. Остальным — отбой!..»
«Первый», я — «Девятый», вас понял, отбой!»
«Шестой» понял, отбой!»
«Я — «Пеленг», выхожу из зоны радиоперехвата. Отбой!»
«374-й» пришвартовался. Отбой!»
«Я— «Патруль-14», вас понял, конец сопровождения».
«Север» из колонны сопровождения вышел, отбой!»
«Первый», я — «Воздух-2», Объект выехал на Кипарисную!..»
«Первый», я — «Четвертый», Объект приближается к исходной».
«Третий», я — «Первый», Саенко — встречать Объект!»
«Третий» понял, обходим».
«Я — «Первый». Всем службам сопровождения — отбой!.. Все, ребята, покатались!..»
Глава восьмая
1
— Доброе утро. Извините за ранний звонок. Моя фамилия вам ни о чем не скажет. Зовут меня Евгением. Я приятель покойного Павла Козлова. В Приморске проездом. Хочу с вами ветретиться.
В трубке воцарилась тишина. Не было слышно даже дыхания.
— Зачем? — спросила наконец Грошевская. — Это ничего не может изменить. Говорить о личном я не собираюсь. Об обстоятельствах его смерти мне ничего не известно.
— И все-таки?.. Может быть, вы покажете мне кассету с его посмертными кадрами?
— Откуда вам известно, что эта кассета у меня?
— Мне известно гораздо больше. Когда и где мы встретимся?
Теперь молчание длилось еще дольше.
— Где вы сейчас находитесь?
— На главпочтамте, — ответил Евгений, стоя посреди гостиничного номера с электробритвой в руке.
— Через час я должна быть на работе, — не сумела она скрыть намерения уклониться от встречи.
— Хотите, чтобы я подождал вас? Или мы встретимся сейчас?
— А вы… настойчивый.
— Я вынужден настаивать. И будет лучше, если мы увидимся поскорее. У меня есть основания думать, что это и в ваших интересах. Итак, где и когда?
— Через час на стоянке у телестудии. У меня белая «таврия».
Поспешность, с которой она положила трубку, показалась Евгению лишним подтверждением тому, что ее отношения с Павлом выходили за пределы личных.
Телестудия находилась в пятнадцати минутах езды. Он успел побриться и собрать в сумку вещи: независимо от исхода встречи с Грошевской возвращаться в гостиницу уж не придется.
Белая «таврия» въехала на стоянку позже обусловленного времени. Втиснув машину между «москвичом» и «ауди», Грошевская заглушила двигатель, но из салона не выходила. Евгений понял это как предложение занять место рядом.
— Здравствуйте, — отворив дверцу, уселся он на пассажирское сиденье.
Она бросила на него холодный взгляд, положила руки на руль и покосилась на зеркальце.
— Здравствуйте, — ответила нехотя. — Прошу меня извинить, но мне действительно некогда. Скажите сразу, что вы хотите от меня услышать?
Попытка разговора по душам не намечалась.
— Прежде всего я хочу вернуть вам вот это, — протянул Евгений бусинку на открытой ладони.
Грошевская посидела в нерешительности, прежде чем взяла бусинку двумя пальцами с наманикюренными перламутром длинными ногтями.
— Я нашел ее на полу в комнате Павла. В сарае, — сообщил Евгений и замолчал, не сводя с нее пристального взгляда.
Она усмехнулась, опустила бусинку в карман модного пальто.
— Спасибо, — сказала она сдержанно, поняв, что открещиваться от принадлежности бус бесполезно. — Это все?
— Нет, — покачал головой Евгений. — Не все. Еще — вот это. Она взяла с его ладони вторую бусинку. Игра не столько раздражала ее, сколько приводила в замешательство.
— Ее я нашел в тайнике Павла.
Грошевская помолчала, прилагая очевидные усилия, чтобы не выдать волнения. Дыхание ее стало глубже; крепко стиснутые зубы еще больше обозначили широкие скулы.
— Не знаю ни о каком тайнике, — произнесла она с натянутой улыбкой.
— Ложь номер раз, — загнул Евгений палец. — Зачем?.. Сама по себе бусинка не могла туда закатиться: крышка подогнана слишком плотно. Сыграем до трех?
— Кто вы?
— Приятель Павла. Я хочу узнать, кто его убил.
— Ничем не могу вам помочь… приятель. Меня ждут. Мне нужно идти.
— Можете помочь. Ответьте, что вы искали в тайнике. И этим очень поможете.
— Хорошо, — Грошевская полезла в перчаточный ящик, достала видеокассету типа «Бетамакс» и протянула Евгению: — Вот эту кассету. Можете взять на память. Я перегнала ее для вас.
Евгений положил коробку в сумку, застегнул «молнию» и снова посмотрел на Грошевскую.
— Ложь номер два, — сказал вместо благодарности и загнул второй палец. — Кассету вы взяли у Полянского четвертого числа. А тайник проверяли в ночь на восьмое.
Она повернулась к нему всем корпусом, положила правую руку на спинку его сиденья и с презрительным прищуром вгляделась в глаза.
— А не пошел бы ты отсюда, приятель? — попыталась овладеть ситуацией.
— Это вас на лекциях по журналистской этике так научили обращаться со старшими? — засмеялся Евгений. — Ладно. Перехожу на ваш диалект… Слушай меня сюда, ты, детка. Если ты сейчас не скажешь мне, кто тебя послал к Павлу второго марта я что тебе от него было нужно, то я действительно уйду отсюда. А ты сядешь в цугундер по сто второй УК за умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах. Считай, что я — последняя твоя ниточка. Вопросы есть?..