«Я же отключил телефон, — вспомнилось вдруг. — Значит, звонят в дверь… Кого еще принесла нелегкая на мою голову?»
Стрелки часов показывали половину восьмого, визиты в такое время ничего хорошего не предвещали. Бездна призывает бездну. Он встал, направился в прихожую.
— Живой? — навис над ним двухметровый Каменев. — В дом пустишь или как? Звоню, понимаешь, звоню…
Отстранив толком не проснувшегося Евгения, Каменев прошел на кухню, демонстративно провел пальцем по табуретке и сел.
— Н-да, — втянул носом воздух, насыщенный перегаром. — Разбогател?
«Воспитывать пришел», — неприязненно подумал Евгений. Остановившись в дверном проеме, он скрестил на груди руки и выжидательно уставился на незваного гостя.
— Здоров, что ли? — миролюбиво заговорил Каменев.
— Привет.
— Ты когда брился в последний раз?
— В последний раз меня в морге побреют. Дальше что?
— А то, что сейчас ты примешь душ, наденешь свой французский костюм от «шинели с диором» и поедешь со мной в «Альтернативу».
Перспектива «топтуна» при коммерческом агентстве Столетника не прельщала. Работать под чьим-то началом он отвык, а потому в ответ на предложение Каменева криво усмехнулся и с места не сдвинулся.
— Давай, давай, поторапливайся, — глянул Каменев на часы. — В девять ждет шеф. Мы с Нежиным его, считай, додавили. Возьми свою лицензию, сертификат, паспорт — все, что есть. И пожуй чего-нибудь, несет от тебя, брат, — спасу нет.
— Никуда я не поеду, — заверил Евгений.
— Вот как? Это почему же?
— По кочану. Отхолуйствовал в свое время, хватит.
— Ага… значит, мы с Нежиным, по-твоему, холуи? А ты у нас гордый и независимый. Даже водку глушишь в одиночку.
— Я спать хочу, — зевнул Евгений. — Если у тебя все…
— Нет, не все! — неожиданно повысил голос Каменев. — Не все! Я хочу, чтобы ты мне объяснил, в чем мы перед тобой провинились. За что ты нас со счетов сбросил? Ну, не оставили тебя в Париже, неудачника хренова, мы-то при чем?
— Заткнись.
— Не затыкай, сопляк! Я тебя багром из помойки тащить не собираюсь. Дело есть.
Насчет дела Каменев явно привирал, если оно и было, то подобрано для того, чтобы отвлечь друга от самоедства. Ничего, кроме унизительной жалости к себе, за таким участием Евгений не видел.
— Не орать, — приказал сквозь зубы. — Я в армии генералов над собой не признавал, ты меня не первый год знаешь.
— Фу ты, ну ты, лапти гнуты!
— Сам в помойку залез, сам из нее и выберусь.
— Или захлебнешься.
— Или захлебнусь. А помощи просить не буду. Ни у Нежина, ни у тебя, ни у вашей сраной «Альтернативы», набитой бывшими ментами и гэбэшниками!
Последнее относилось к майору МВД Каменеву и подполковнику госбезопасности Нежину впрямую, но Старому Оперу к подобным оскорблениям было не привыкать. Обезоруживающая улыбка на его лице не сработала.
— И шефа вашего я в гробу видел и в белых тапочках, понял? — все больше распалялся Евгений. Подойдя к раковине, он сполоснул кружку, выпил воды.
— Сам — один, значит? — согласно покивал гость. — Ну-ну. Это у тебя от выпитого голова кругом пошла? — кивнул на батарею пустых бутылок. — Или ты вирус эгоцентризма подхватил?
— Слушай, Саня, шел бы ты, а?.. Нет у меня сегодня настроения на твои вопросы отвечать. Ты для преступников опер, а здесь… Чего это ты вздумал обо мне заботиться? Катитесь вы все к…
Каменев пошарил в карманах, достал смятую пачку «Примы». Кроша табаком на липкий, в винных потеках линолеум, старательно размял сигарету.
— Все? — спросил.
— Все!
— Кто тебе сказал, француз недоделанный, что я о тебе забочусь?.. Это я работу по профилактике преступлений провожу. То, что ты до сих пор жив и находишься на свободе — странное для меня стечение обстоятельств. А если я и забочусь, то только о тех, кто по твоей вине еще не попал на кладбище.
— Язык без костей, — хмыкнул Евгений. — Это кого ж я на кладбище отправил?
— Многих, — спокойно ответил Каменев. — Генерала Хоботова, например. Эпопею с «красной ртутью» помнишь?
— Чего-о?
— И Петька Швец был бы сейчас жив, не вздумай ты в одиночку «психотронную лабораторию» громить.
— Врешь!
— Не вру, не вру. И ты прекрасно знаешь, что не вру. Кольке, охраннику с твоей автостоянки, двадцать четыре года было. И Киреева не взлетела бы на воздух, если бы ты за «дело о хайпалоне» не взялся.
— Да я… — задохнулся Евгений.
— Я — последняя буква в алфавите. Головка ты от телевизора, понял? Ты их всех угробил, а теперь за себя принялся. Черт с тобой в конце концов, но другие?!
Сдерживаясь из последнего, Евгений метнулся к двери.
— Пошел вон, — сказал он тихо и не услышал собственных слов за биением сердца. — Вон, говорю!
Каменев выбросил так и не прикуренную сигарету в грязную тарелку на столе, встал.
— До сих пор никто и никогда не говорил мне «пошел вон», — взялся он за ручку двери. — Но от тебя услышать эти слова мне не обидно. Знаешь, почему? Потому что ты потенциальный предатель, Столетник. Ты даже пса своего предал.
Евгений схватил его за отвороты куртки, но Каменев огромной лапищей зло отбил захват.
— Предал! И оправдал себя тем, что ему там будет лучше. Ты оправдывал все свои поступки. Прощай, — он повернулся и пошел вниз по лестнице.
Евгений хотел его окликнуть, вернуть, выяснить все спокойно и до конца, но вместо этого с силой захлопнул дверь, присел на корточки и обхватил голову руками.
Он еще не мог осознать всей горечи ухода Каменева из его жизни — слишком больно ранили самолюбие слова друга, слишком крут оказался поворот, за которым представала часть правды, тщательно скрываемая до сих пор от себя.
«Один в чужом, беспредельном, пустом, как вся твоя жизнь, пространстве… Зачем тебе оставаться в нем и влачить существование грешника, которому поздно каяться?..»
7
Отзвучали заздравные тосты, отгремела музыка, отзвенели бокалы, и гости, пьяные от вина и близости к губернатору, разъехались по домам, а на даче в Рыбине все еще было шумно: сворачивали скатерти и пересчитывали вилки официантки из «Таверны», переругивались водители в глубине окаймленного каменным забором двора, смеялись где-то женщины, вспоминая нюансы вчерашнего банкета, и сквозь шум морского прибоя пробивались тревожные крики чаек.
Гридин сидел в домашних тапочках и халате, хмурый от юбилейного похмелья и неприятных известий, которые вынуждены были сообщить ему приглашенные в комнату начальники «силовых» ведомств.
— Чья это игра? — вперил он тяжелый взгляд в начальника УФСБ полковника Давыдова. — Твоя?
Обычно спокойный, уверенный в себе Давыдов встал и покраснел.
— Сядь!
Воцарилась долгая, напряженная пауза.
— Это не игра, — закурил «Мальборо» заместитель губернатора Хализев. — К сожалению, конечно… На обиженных воду возят, полковник, — посмотрел он на Давыдова.
Давыдов сел, отвернулся к окну.
— Расскажи все как есть, пусть знает.
— Портнов — фигура не рядовая, — тяжело вздохнув, начал полковник госбезопасности. — Работал в отделе внешней разведки. Дел на нем много — в Скандинавских странах, Африке, Чехии.
— А к чему мне его биография? — раздраженно спросил Гридин.
— К тому, что это не игра, как вы изволили выразиться. Тем более не моя. Туда, где играют в такие игры, губернские полковники жандармерии не вхожи.
— За двадцать пять тысяч долларов и такого мастера нанять можно, — согласился генерал Дворцов из УВД.
— Кто же этого мастера-фломастера остановил? — спросил Гридин, подойдя к буфету и наливая коньяк в пузатый стакан.