Выбрать главу

Под прицелом, изображение №8

А потом придет время оглушающей тишины... Она всегда режет по ушам в таких местах. Дело в том, что дети, когда проплачут часы и недели, вдруг неожиданно замолкают, поняв, что НИКТО не придет к ним на зов. И это ужасная, пугающая своим адским холодом тишина. Потому что там, где дети, не должно быть тишины, это неправильно, это что-то сломанное.... Такое же неправильное, как и издевательства над детьми.

Вы это читаете?

Еще раз: дети перестают плакать, потому что ПОНИМАЮТ:

они НИКОМУ не нужны, их крики и мольбы о помощи бесполезны.

Под прицелом, изображение №9

О каком здоровом развитии после подобной травмы может идти речь? И чем дольше дети находятся в этих казенных учреждениях, тем тяжелее потом исправить, закрыть их душевные раны.

Они не улыбаются, плохо учатся, у них проблемы с двигательной активностью и речью, они почти не умеют нормально разговаривать и изъясняться, сильно отстают в общем развитии, часто болеют странными болезнями, которые плохо поддаются диагностике и вообще не поддаются лечению. А что удивляться, ведь никакого исцеления не происходит, только глушатся обострения и симптомы. Причину же никто не в состоянии исправить…

Дети всегда зеркалят эмоции тех взрослых, которые с ними чаще всего общаются. Или к ним заходят.

Ну что, улыбаются им нянечки, разговаривают с ними, играют, любят-обожают-целуют-к сердцу прижимают? А ведь именно такое показывают обывателям в новостных сюжетах, именно так всё выглядит на умилительно-правильных фотографиях в журналах, где гражданам демонстрируют образцово-показательные Дома малюток, куда вливаются средства спонсоров и благотворителей. Но так ли всё на самом деле, откуда же столько слёз в глазах детей, если всё чудесно? Почему они цепляются за одежду взрослых, которые иногда туда заглядывают, чтобы забрать кого-нибудь к себе? Почему бегут следом и спрашивают: «А ты заберешь меня завтра? Пожалуйста, забери меня тоже…»?

А раньше им еще и снотворное давали...

Во время и после войны было такое негласное правило: если погибал фронтовой товарищ, у которого оставались дети сироты, то этих детей забирал к себе в семью выживший боевой друг. Иногда у одного человека воспитывались сиротские дети из разных семей, от разных погибших фронтовых товарищей.

Знаю такие семьи. Там по десять “чужих” детей вырастили, не имев при этом никаких соцвыплат, маткапиталов, депутатских статусов, многоэтажных коттеджей и переполненных полок в магазинах.

Еще раз: это первые послевоенные годы, голод, страна в разрухе, едва с колен поднимается, никаких дотаций и социальных выплат для поддержки приемных родителей, никаких памперсов, идеальных кроваток, новых обоев на стенах, магазинных шмоток и отдельных комнат.

Еще чаще бывало так, что старшие сестры или братья, троюродные тети и дяди, седьмая вода на киселе, воспитывали своих же сестер и братьев и дальних родственников, как собственных детей. И такие семьи знаю. Мужья давали свои фамилии, усыновляли младших братьев и сестер своих жен. Никто и не думал никуда их отдавать, даже в голову такое не приходило. Но всё это уже в прошлом. Такие люди редкость.

Под прицелом, изображение №10

А что сейчас? А сейчас сидят сытые и обутые потенциальные мама с папой, скулят о невозможности потратить пару месяцев на оформление бумаг и из кожи вон лезут, чтобы доказать свою праведность, отвагу и душевную широту, ставя лайки на дурацкие посты с избитыми истинами, голыми торсами или кулинарными рецептами.

Да что с вами такое, люди?!

Я знаю, что подумают, когда это прочитают. Скажут, что это очередные пустые и пафосные слова. Кто-то обидится и оскорбится, кто-то фыркнет, мол, автор пытается выбить слезу и вывести на эмоции, а детей из детских домов надо брать не на эмоциях, а с холодной головой, всё тщательно взвесить, сделать бизнес-план, расчет, ремонт, пройти школу приемных родителей, побеседовать с психологом, еще подзаработать, чтобы не пришлось возвращать ребенка обратно, когда все от него устанут… Отвратительно.